– Сонька, зачем ты бегала к этому… к нему… Он… Нянчишься с ним, как будто он...
– Он человек, Толь. Если бы я не поднялась на крышу, неизвестно, что могло случиться. У него высокая температура и сильные послеоперационные боли. Повязка влажная. Ты до утра пробудешь?
– Нет, меня главный вызвал до прихода Борисенко. Он всем график дежурств сдвинул. Если Боря не объявится, останусь до утра.
– Уколешь Барсова часов в десять?
– Океюшки. Если твоя душенька от этого успокоится, то…
– Спокойствие моей душеньки не зависит от него, не выдумывай!
Толя раскрывает губы, чтобы мне ответить, и этот момент дверь звучно распахивается. В ординаторскую вваливается дежурная медсестра Ирина с побелевшим от страха лицом. Ее волнение вмиг передается мне, чувствую, как по телу пробегает стадо острых, как льдинки мурашек.
– Анатолий Иванович, выручайте миленький! Поубивают друг друга!
– Что стряслось? – произносим с Толей почти в унисон.
– Барсов ругается со своей… Этой… – Ирина очерчивает руками фигуру в воздухе, изображая статуэтку. – Выгоняет ее, кричит. А она по полу ползает на коленях… Стыд-то какой. Я капельницу не могу поставить, а ему плохо… Бледный, потный, то гляди… Того-этого.
– Не болтай, Ира. Толя, идем. – Прогоняю неуверенность и хватаю Арзамасова за локоть. Как чувствовала, что с этим «депутатом-меценатом» будут проблемы! А ведь показался вполне нормальным мужиком. Если быть совсем честной – он мне понравился...
Забираю у Ирины капельницу и на ватных ногах шагаю в палату Марка. Оттуда слышатся крики – женские, мужские, плач, всхлипывания, стоны… Если они там мириться собрались на больничной койке, я их обоих выгоню. Ей-богу, выгоню!
Открываю дверь и выставляю штатив для капельницы вперед – мало ли, может, Елене вздумается наброситься на меня с кулаками?
– Что здесь происходит? Ну-ка встаньте с пола? Барсов, вы…
На полу сидит Елена – заплаканная, с некрасиво растекшейся по лицу косметикой, лохматая. Топ сполз с плеча, ремешок на шикарной туфельке раскрылся… Не представляю, о чем можно спорить с больным человеком? Может, он ей изменил? И бедная женщина молит сохранить брак? Неспроста же она приняла меня за «телочку». Барсов умеет ухаживать и с чувством юмора у него все хорошо. Скорее всего, я права…
– Елена, что бы он вам ни сделал, сейчас не самое лучшее время выяснять отношения. Мужчины они… Оставьте претензии на потом. – Кидаю в Марка гневный взгляд. Он, напротив, смотрит на меня недоуменно.
– Да-да, конечно, – соглашается Лена и поднимается с пола. Мне ее даже жалко становится – боюсь представить, какой этот Марк дома! Наверняка он самовлюбленный нарцисс или абьюзер!
– Простите за это… Софья Васильевна, вы домой уходите или… – не стыдится спросить меня Марк.
– Домой. Ирочка, поставь больному капельницу. – Возвращаю растерянной медсестре штатив. А ведь сама хотела... Обойдется! Изменщик и козел. Наверное... – Устроил здесь… черт те что! Как не стыдно? Эх, Барсов, а еще депутат, меценат… – упираю руки в бока и гневно прищуриваюсь.
– Мне не стыдно. И я ни в чем не виноват. Я вам объясню все… Завтра, – хрипло шепчет Марк.
– Маркуша, тебе же сказали – сейчас не время выяснять отношения, – певуче протягивает Лена. Застегивает ремешок обуви, поправляет на плечах топ. – Софья Васильевна, я на соседней коечке переночую? Подежурю возле мужа. Вы же не против? – с надеждой в голосе произносит она. Похоже, Лена воспринимает меня как союзницу.
– Не против. Ира, выдайте Елене белье.
Марк.
Я позабыл о Лене… Там, на крыше я почувствовал себя счастливым и спокойным. Мучился от раздирающей телесной боли и испытывал радость… Жадно вбирал в легкие вечерний воздух, пахнущий мокрой пылью и листвой. Шевелил плотно сложенными крыльями свободы, вспоминая, что она есть у меня… Роскошь быть собой. Я давно не принадлежу себе… Вижу в глазах людей капельку уважения и море страха. А еще свое отражение – властного мужчины в строгом костюме. Всем от меня что-то надо… Они лебезят из-за подписи, пресмыкаются, когда нужно продвинуть проект, лицемерят, играют, смеются, как шуты… Все время что-то просят: устроить на работу, протолкнуть, помочь… А Соня она…