– Медленнее! – рассердилась Эйлин. – Подавишься же!

Она встала, набрала в стакан воды из-под крана, выпила, не отходя от раковины, и налила еще. Обернувшись, увидела, что Коннелл выронил вилку и машет руками. Вдруг он вскочил, хватаясь за горло. Эйлин сказала ему, что это не смешно, – потом увидела его лицо и закричала:

– Ты что, правда подавился? – уже зная, что так и есть.

В раннем детстве с ним пару раз случалось, что кусочек тунца или арахисового масла застревал в горле, но тогда он все-таки мог дышать, а сейчас не издавал ни звука. Нужно было без паники обхватить его сзади, сжатым кулаком надавить на живот повыше пупка, а другой рукой резко толкнуть этот кулак вверх, чтобы воздух вытолкнул застрявший кусок, – но Эйлин не могла заставить себя действовать.

На работе она не раз сталкивалась с подобными случаями. Обхватываешь пациента поперек туловища, нажимаешь на диафрагму – опля, кусочек выскочил. Пара секунд, и готово. Времени больше чем достаточно – ведь, вопреки распространенному мнению, в вашем распоряжении целых четыре минуты до того, как начнутся необратимые повреждения мозга. Но сейчас речь шла о ее сыне! Эйлин не имела права на ошибку.

Она испугалась, хоть и знала, что пугаться нельзя. Мальчик был ей слишком дорог. «Пожалуйста, не умирай, пожалуйста, не умирай!» – мысленно повторяла Эйлин. Вцепившись в его плечи, она стала звать на помощь, а потом потащила Коннелла к выходу на черную лестницу.

– Анджело! Анджело!

Эйлин стрелой взлетела на второй этаж и заколотила в дверь:

– Спускайтесь к нам! Скорее!

И тут же кинулась обратно к сыну. Руки у нее тряслись.

– Он задыхается! – кричала Эйлин.

Коннелл начал синеть. По лестнице протопали быстрые шаги. Рядом с Эйлин оказался Донни. Оттолкнув ее в сторону, он обхватил Коннелла мускулистыми руками и надавил ему на живот – примерно так и выполняют прием Геймлиха. Что-то вылетело у Коннелла изо рта. Он закашлялся и громко заревел – больше похоже не на детский плач, а на кошачий вопль. На ковре лежал помидорчик черри. Должно быть, малыш проглотил его целиком. Эйлин со злостью раздавила помидор в руке. Усадила сына за стол. Прибежали Анджело, Гэри и Бренда. Коннелл уже почти не плакал, только кашлял. Эйлин пошла налить ему воды. В кухне, увидев тарелки, она вышвырнула их в мусорное ведро вместе со всем содержимым. Чувства захлестывали ее – вот-вот выплеснутся через край. Коннелл быстро выпил воду. Она больше никогда не будет сердиться, что он слишком торопливо ест. Сейчас она сердилась на Эда – за то, что его не оказалось рядом, когда Коннеллу грозила опасность. Какое счастье, что семейство Орландо всегда бывает дома по вечерам! И как стыдно, что она, профессиональная медсестра, не смогла спасти собственного ребенка.

Вернувшись в столовую, она не придумала ничего лучше, чем ляпнуть:

– Ну что, будешь теперь есть помедленнее?

И разрыдалась.

Коннелл от изумления даже плакать перестал.

– Был бы на твоем месте Гэри, я бы к нему и близко не подошел, пусть себе задыхается, – сказал Донни. – Гэри, как это называют по-научному: эвтаназия?

Коннелл чуть слышно хихикнул, продолжая кашлять.

– Смотри больше нас так не пугай, – сказал Анджело. – Хватит с меня одного сердечного приступа.

– Получше тебе? – спросила Бренда, погладив Коннелла по плечу.

Он кивнул.

– Ты уж правда ешь не торопясь. Никто у тебя еду не отнимает.

– Ну ладно, я свое дело сделал, – сказал Донни. – Пойду найду телефонную будку и переоденусь.

– Лучше бы свои грязные подштанники с пола в ванной подобрал, – отозвалась Бренда. – Бельевая корзина все-таки не из криптонита сделана.