Клиент понял, что речь идет о нем, поднял вполне трезвый и соображающий взгляд на Елисеева, и тут сердце сыщика екнуло. Он знал этого человека, но что гораздо хуже – этот человек знал его как облупленного.

Официант удалился выполнять заказ.

Повисла тревожная пауза.

- Привет, Фёдор, - тихо проговорил Елисеев.

- Здорово, Петр. Что, из легавых поперли? – спросил собеседник.

Он внимательно всмотрелся в сыщика и сразу с сомнением покачал головой.

- Нет, вижу, что не поперли. Таких не гонят.

И добавил с подозрением:

- Ну что: меня арестовывать явился или по какую другую душу?

- Говори тише, - плотно сжатыми губами произнес Елисеев.

- Боишься? – хмыкнул Фёдор. – Ну-ну…

- Чего «ну-ну»?! – нахмурился сыщик. – Это тебе бояться нужно, а не мне.

- Твоя правда. Я от закона бегаю, - покладисто сказал Фёдор.

Елисееву вдруг сделалось тошно.

- Как же так получилось, Федь? Ведь мы с тобой с самого детства вместе не разлей вода были: в школе за одной парте сидели, вместе девчонок за косы дергали… Даже на фронте в одном окопе грязь месили. А тут…

Фёдор напрягся, сжал кулаки до ломоты в пальцах.

- Думаешь, я от хорошей жизни в дезертиры подался? Меня так припекло, как не каждого грешника на сковородке. Если б не убег тогда, умерли бы не только батька с маткой, а и все братья мои и сестры меньшие. Кто б их кормить стал? Ты? – гневно спросил он.

Елисеев невольно отвел глаза.

- Не ты, - усмехнулся Фёдор. – И не власть твоя савецкая. У нее руки до моей фамилии по сию пору дойтить не смогли.

Петр вскинулся, хотел ответить резко, но потом выпустил пар. Спросил уже не с прежним надрывом:

- Люди сказывали, что ты в разбойнички подался.

- Не врут они. Побаловал я немало. Но, заметь, жизни никого не лишал. На страх людишек брал, то было – отрицать не стану. Но убивать - нет, мне это дело еще на фронте поперек горла стало. Хватит с меня, пожалуй.

- Сейчас чем занимаешься?

- Лучше б тебе не знать, Петя. Лучше б не знать… – Он с шумом допил пиво. – Эх, пропадай моя телега… Ну, что – при всем честном народе руки вязать будешь? Я готов. Только револьвер достань. Иначе не поверят, что я без револьвера тебе сдался.

Елисеев мрачно посмотрел на часы. До облавы осталось минут двадцать. Встреча со старым товарищем, который свернул на кривую дорожку, оказалась весьма некстати. Привлечешь к себе ненужное внимание, спугнешь рыбку куда крупнее… Вон, уже кое-кто начал к ним приглядываться, нутром учуяв напряжение между мужчинами. И что тут прикажешь делать? Выполнять милицейский долг ценой срыва операции? Вдобавок ему совсем не хотелось брать под арест непутевого Фёдора Глушкова, с которым столько соли было вместе съедено…

- Значит так, Федя, - решился Пётр, - слушай меня внимательно. Повторять не буду…

Фёдор посветлел лицом, понял, что не будут его брать прямо сейчас под белы рученьки.

- Сегодня мы разойдемся с миром. У тебя на все про все четверть часа, чтобы исчезнуть отсюда. А потом в обязательном порядке разыщи меня: я нынче в губрозыске работаю вместе с Колычевым.

- Знаю такого.

- Хорошо, что знаешь. Мы с Колычевым над твоей судьбой покумекаем. Придумаем, как твоей беде помочь. Только не тяни, Федя. Очень тебя прошу.

- Понял. – Он встал. – Руку протягивать на прощанье не буду. Ты ж сам пожимать не захочешь.

- Пока не хочу.

- Я так и думал. А на остальном – спасибо, Пётр. Я добро помню. Даст бог свидимся.

Положив на столик несколько денежных билетов, Федор стремительной походкой вышел из ресторана.

«А может зря я его отпустил», — сразу насупился Елисеев. Узнает Колычев, товарищ Янсон узнает… И что тогда? Не факт, что одобрят мои действия. Ой, не факт. Скажут, что сиропничал, с бандюганом в бирюльки заигрался. Может, из губрозыска попрут. А что – будут в своем праве.