Наконец проводники предложили проходить на посадку. Предъявляя билеты, пассажиры стали заходить внутрь. Сначала семейные, а затем и все остальные. Мне спешить было некуда. Все равно успею. Вскоре перрон опустел. Только редкие провожающие все еще стояли и ждали отправления поезда. Пора и мне, и так удостоился удивленных взглядов проводников. В вагоне шум и гам размещения еще не прошел, но часть пассажиров уже стояла в проходе и смотрела в окна, непонятно, что пытаясь там рассмотреть.

В нашем купе вместе со мной собралось четыре лейтенанта: три армейских и лейтенант войск НКВД. Лейтенанты, летчик и артиллерист, тихо и как-то смущенно сидели на одной полке, а пехотинец НКВД в одиночку напротив них. Поставил багаж на полку, где сидел представитель НКВД. Представился: «Лейтенант Седов, Владимир, еду в Минск за назначением».

– Если не против, это мое место, – обратился я к энкавэдэшнику. Физически хорошо сложенный, в отлично подогнанном обмундировании, тот встал и представился: «Акимов, Сергей, еду в Брест. Мое место над тобой». И протянул руку для рукопожатия. Оно было крепким и сильным. Сергей явно решил показать свою силу, но не на того попал. Уж на такие шуточки давно не покупаюсь. Со своей стороны нажал чуть-чуть посильнее. Парень покраснел, но не поддался. Так мы бодались пару секунд, а потом дружно рассмеялись. Это сняло напряжение, висевшее в купе. Армейцы тоже представились. Летчик – Несмеянов Андрей – ехал в Пружаны; артиллерист – Чурилов Александр – в Барановичи, в 121-ю стрелковую дивизию. Закончили с формальностями и билетами, разговорились. В принципе, у всех все одинаково – училище, досрочный выпуск, направление в часть.

Не знаю, кому как, но я сторонник традиций. И попробуйте меня в этом осудить. Сел в поезд, он тронулся с места, доставай на стол продукты. Хочешь есть – не хочешь, а достать обязан. Хоть воду или сок, но достань и поставь. Кто сомневается в том, что он эту традицию выполняет, тот явно не ездит в поездах. Ну, может еще, чем болен, а так выполнение этой традиции наверняка заложено в русской душе. Смотрю, парни мнутся, никто первым не решается. Друг на друга посматривают, стесняются. Ну, да нам не привыкать. И так понятно, что поспать сегодня – явно утопическая идея. Переглянувшись с Сергеем, достал свой пакет с продуктами. Тут народ как прорвало, все зашевелились, стали доставать и раскладывать свои запасы. Вскоре столик ломился от продуктов и бутылок с водкой. А проводник снабдил стаканами.

Разливали и пили умеренно – больше стакана за раз не наливали. Ели все, что хочется и на что глаз ляжет. Благо еды хватало. Официант в ресторане расстарался и положил то, что надо для нормальной компании посидеть. Видно, сам так путешествовал. С десяток котлет, палку копченой колбасы, жареную курицу, несколько бутылок «Столичной». У остальных был примерно тот же «малый джентльменский набор».

О чем могут вести разговоры четыре молодых командира в купе поезда, идущего на запад? В первый и, возможно, в последний раз видящие друг друга. Думаете, о службе? Неправда, обо всем на свете. О чем только мысль посетит их светлую голову. Нет, конечно, и о службе тоже, но только когда много выпьют. Традиция, однако.

Разговор то разбивался на части, то снова становился общим. Чего мы только не коснулись. И авиацию разобрали, и об артиллерии поговорили, и о стрелковом оружии слово замолвили. А уж артисток советского кино разобрали. На части и обратно…

Ребята периодически выходили покурить в тамбур или на улицу на остановках. Головные уборы и портупеи давно перекочевали на вешалки, гимнастерки и кителя расстегнуты. Я тоже выходил с ними за компанию, остудиться. В соседних купе происходило примерно то же, что и у нас. Выпивали, закусывали, обсуждали. Лишь семейные наслаждались своим, отгороженным дверями купе счастьем. Если женские лица были радостными, то мужские явно наоборот. Они были скучающими и печальными. Остальное мужское население им в этом сочувствовало. За вагонным окном белоствольные рощи берез сменялись ельниками. Постепенно смеркалось.