Выделенные первосвященнику апартаменты оказались очень уютными, несмотря на необычную форму комнат и мебели. Не было привычных углов, помещения имели овальную форму, мягкое, радующее глаз освещение. Как-то все было настолько соразмерно и удобно, что не хотелось покидать это приятное место. Да и не стоило пока, усталость после перелета была немалой, он с юности плохо переносил гиперпереходы, после каждого ему казалось, что его кости превратились в мелкую крошку. Отец Симеон отдал необходимые по подготовке встречи с Командором распоряжения секретарям, прилег на диван и вскоре уснул.

– Как ты думаешь, чем вызван визит первосвященника? – прищурился Илар, с интересом глядя на сосредоточенно размышляющую о чем-то Тину.

– Если говорить откровенно, – вздохнула она, – я не понимаю, чего может хотеть от нас глава Церкви Благих. Меня изумило уже то, что церковью снята анафема ордену. И все же посещение самого первосвященника… Такого еще ни разу не бывало.

– Не бывало, – подтвердил ее слова Т’Сад, привычно почесывая когтем нос. – Не знаю, как вас, государи мои, а меня сей визит настораживает. С чего бы это церкви прекращать столь выгодную ей конфронтацию?

Командор склонил голову к плечу и хмыкнул. Он с самого восхождения отца Симеона на престол Первосвященника ждал чего-то в этом духе. Давно уже к власти в Церкви не приходил столь нестандартный и редкостно умный человек. Понятно, что такой человек не станет, подобно предшественникам, игнорировать орден, отговариваясь древней анафемой, слишком заметную роль играют Аарн в обитаемой галактике. И с этим никто из жаждущих изменить ситуацию ничего поделать пока не может. А сам Илар постарается, чтобы они и впредь ничего не могли. Ему было крайне интересно узнать, к каким выводам способен прийти человек, подобный нынешнему первосвященнику. Похоже, к необычным, раз снял анафему.

– Кажется, я чего-то недопонимаю, – раздался в комнате мелодичный голосок Касры, вопросительно и удивленно приподнявшей уши. – Объясните мне, почему вас всех так изумляет снятие анафемы? Что в этом такого странного?

– Не знаю даже как тебе объяснить, – устало потер висок Илар, – но попробую все-таки. Ты уже изучала немного историю галактики и ордена?

Эльфийка кивнула и перевела уши в положение напряженного внимания. Илар за последние дни научился интерпретировать это шевеление ушами и до сих пор удивлялся подвижности органов слуха древней расы. Эльфы выражали движениями ушей все на свете, это оказался фактически второй их язык, и не менее богатый, чем звуковой. Но чтобы понимать его в тонкостях, нужно было, наверное, родиться и вырасти в среде перворожденных. Если бы не эмпатия, то разобраться в оттенках смысловых значений этого странного языка вообще оказалось бы невозможно.

– Так вот, девочка, – продолжил Командор, – Церковь с самого момента нашего возникновения относилась к ордену настороженно. Церковники, естественно, попытались прислать к нам миссионеров, но каждый из прибывших оказался великолепным образчиком пашу. Каждый обладал превосходным букетом из смеси подлости, корысти и властолюбия, замешанных еще и на фанатизме. Терпеть их присутствие, как ты сама понимаешь, мы были физически неспособны, и отослали всю камарилью обратно, поставив условием присутствия миссионера его высочайшие морально-этические качества. Таковых в тогдашней Церкви не нашлось. Оскорбленные сомнением в их святости, «святые» отцы взвыли, и буквально через год Синод наложил на орден анафему. Когда мы принялись трясти галактику и лишать власти самые одиозные из режимов, так выгодных Церкви, положение только усугубилось. Церковники, как и все остальные, лихорадочно пытались найти средство борьбы с нами. На пограничные планеты толпами засылались наемные убийцы, попытки проникновения на нашу территорию стали ежедневными, порой мы высылали по нескольку десятков кораблей в день. Причем, каждый убийца шел на «дело» с благословением Церкви в кармане. В конце концов, в остальной галактике и Церкви поняли, что им с нами не справиться. Количество попыток навредить ордену сократилось, но, увы, не сошло на нет. И это не прекратится, пока есть разумные, для которых власть превыше всего. Мы им слишком мешаем.