А тех, кто слышал звук скрипки и понял его, найдется едва ли несколько человек.

Или, к примеру, если поздно вечером позовут государевы родственники либо высокопоставленные сановники придворных музыкантов, те, каждый со своим инструментом, подобострастно подбегают быстрыми шажками и располагаются на деревянном помосте.

Под яркими светильниками управляющий двором объявляет:

– Если хорошо сыграете, будет вам награда!

Музыканты, отвесив низкий поклон, отвечают:

– Да-а-а! И тогда, даже если исполнители на струнных инструментах не прилагают никаких усилий к тому, чтобы играть в унисон с духовыми, а исполнители на духовых инструментах не прилагают усилий для унисона со струнными, долгота звуков и темп музыки все равно нежно соединяются в гармонии. Но когда из окон перестают доноситься звуки бормотания вполголоса или звуки пережевывания пищи, посмотришь исподтишка в сторону и увидишь, что те, кто слушал музыку, сидят, развалившись и облокотившись о столы, и дремлют. А потом, через некоторое время, вдруг потянутся и скажут, оборвав:

– Ну, хватит играть!

Музыканты говорят: «Да-а-а!», – и уходят с помоста. Потом вернешься домой, подумаешь и поймешь, что по-настоящему играл на пирушке только я один.

И только один я и слушал.

Был я как-то раз со своей скрипкой в высоком собрании, куда приходят дети из знатных семей и известные ученые мужи, чтобы вести изысканные беседы. Кто-то из присутствующих критически оценивает художественное произведение, кто-то сравнивает друг с другом людей, успешно сдавших экзамен на получение чиновничьей должности. И когда все изрядно захмелеют, а масло в лампах почти выгорит, и уже не получается сочинять стихи, хотя мысли высоки, помучаются немного и, собравшись, вдруг берут кисть и начинают писать на бумаге. Через некоторое время кто-то из присутствующих обращается ко мне:

– Ты знаешь, как появилась скрипка хэгым, которая у тебя есть?

Я падаю ниц и отвечаю:

– Не знаю, Ваша честь.

– В старину ее смастерил китайский поэт Цзи Кан из древнего царства Восточное Цзинь[30], чье имя по-корейски звучит как Хе Ган.

Тогда я падаю ниц и отвечаю:

– Да, теперь я понял.

И тогда кто-нибудь засмеется и скажет:

– Нет, смысл слога «хэ», что в названии скрипки хэгым – это название народности хэ, то есть это «скрипка народа хэ». Он не имеет отношения к слогу «хе» из имени поэта Хе Гана!

И собравшиеся начинают возбужденно спорить.

Но какое это имеет отношение к моей скрипке хэгым?

Когда дует вольный весенний ветер, цветение персика и ивы в разгаре, чиновники придворных ведомств, офицеры государевой охраны в ярких одеждах, а также всякие распутники и гуляки собираются у берега ручья, что в ущелье Муге в центре Сеула. И туда тянется бесконечная вереница придворных певиц, танцовщиц и врачевательниц на ослах с красными тканевыми седлами. На их головы, убранные в прическу, накинуты халаты, так что лиц не видно. Они играют в игры и поют песни, меж ними может быть и остряк, смешащий окружающих. Сначала поют военные песни, затем переходят на буддийскую мелодию «Песни о встрече на Священной горе». А потом начинают быстро двигать рукой по инструменту и играть новую мелодию. Кажется, ее звук то собирается в узел, то распускается; то становится сжатым, то раскрывается вновь.

И все эти толпы веселящихся, с волосами, выбившимися из-под покосившихся шляп с полями, в растрепанной одежде, качают в такт головами, подмигивают, а потом вдруг как ударят веерами оземь и произнесут:

– Хорошо! Очень хорошо!

И хотя происходит так оттого, что мелодия громкая и заводящая, нам то известно, что эта музыка совсем никудышная.