– Хватит мне зубы заговаривать, Журавль, – свела я брови к переносице. – Что еще за выдумки со свадьбой?

– Какие выдумки, – коварство в ее голубых глазах просто зашкаливало. – Это реальность.

– В смысле? Ты… действительно выходишь замуж? – поразилась я.

Журавль скромно кивнула.

И теперь уже она принялась за рассказ.

***

Домой Нина прилетела во вполне удовлетворительном состоянии. Да, с Гектором она потерпела неудачу и до сих пор злилась на него за то, что кумир оказался тем еще банальным козлом с гипертрофированным чувством важности. Однако с другой стороны, она все же понимала, что ее авантюра была не более чем авантюрой, и пусть лучше так, чем если бы она не выдержала мрачное тяжелое обаяние Гектора и проснулась следующим утром в его шикарном номере, а потом бы была послана прочь, выкинута, как одноразовая салфетка.

Салфеткой Ниночке быть не хотелось – она сама привыкла использовать людей. И знала, что такого позора не пережила бы. Нет, пережила бы, конечно, не побежала бы сигать с моста с вытаращенными глазами, но самооценку ее это бы сильно пошатнуло.

Кроме того, в душе девушки действительно что-то изменилось: не кардинально, вмиг, но существенно. И Нинка вдруг как-то точно поняла, что должна не просто прожигать жизнь, тусуясь в клубах, таскаясь на концерты, занимаясь шопингом и сводя с ума парней пачками. Журавль четко решила: ей нужно поставить цель и идти к этой цели, а результатами этой цели должны быть власть и деньги. Только они, по ее мнению, могли поставить на место таких, как Гектор. Что делать, Нина пока еще не знала – только лишь собиралась четко обдумать, в какую область податься и где есть перспективы. При всей своей энергичности и стремительности многие вещи она решала не наобум, а неспешно, с толком и расстановкой, скрупулезно высчитывая плюсы и минусы.

Наверное, поэтому Нинка и говорила Кате, что прощается с детством. Ей хотелось с достоинством вступить во взрослую жизнь и занять в ней высокое положение. Чтобы ни Гекторы, ни Аллы Адольские, ни кто другой не могли бы осложнять ей будущее. Игры закончились. Пришла пора добиваться своих целей.

С такими воинственными мыслями Нинка и прибыла домой в сопровождении Матвея, который молча поглядывал на свою красавицу-спутницу. Он помог донести ей вещи до самой двери и, прежде чем Нина открыла ее ключом, сказал с улыбкой:

– Отрабатывай долг, Журавль. Теперь для всех ты – моя девушка. Завтра наше первое свидание. Где и когда – сообщу утром. Будь готова, рыбка.

– Ненавижу рыбу, – сделала вид, что ее тошнит Нинка.

– Зато я люблю, – ничуть не смутился Матвей.

– А если я тебя кину? – насмешливо взглянула на него блондинка.

– Тогда твой отец узнает в лучшем виде, где ты была и что делала. На какие рок-концерты ходила и каких кабанов кадрила, – улыбнулся широко Матвей, ловя себя на мысли, что ему хочется запустить Ниночке в волосы пальцы. Было в ней что-то манящее, притягивающее его магнитом. И дело было не в ее красоте, а, скорее, в характере. Таких, как она, хотелось покорять. Матвей не зря занимался альпинизмом – покорять он любил не только горы, добираясь до вершин в полном изнеможении, но с четким осознанием, что он смог. Женщин – таких строптивых – ему нравилось покорять не меньше.

Журавль задолжала ему с детства.

И Матвей, вдруг поддавшись странному порыву, притянул ее к себе и даже поцеловал – вернее, коснулся ее губ своими губами, за что тотчас получил кулаком в ухо, а после – и вовсе под дых.

– Ты покойник. Не смей так делать! – разъяренно прошептала Нинка, с отвращением вытирая губы тыльной стороной руки. Теперь ее действительно затошнило. Как будто бы губ коснулась мокрая губка, которой терли грязные жирные тарелки.