Уцепившись за стойку перил, Лорелея с трудом поднялась на ноги и медленно побрела на кухню, громко стуча каблуками по половицам. Но прежде чем ее увидел Оуэн, на ее лице снова заиграла лучезарная улыбка.

Я буквально спинным мозгом чувствовала, как Гиббс буравит меня взглядом. Такое чувство, будто он вонзается двумя пальцами уже непосредственно в мою плоть. Но вот я кое-как вскарабкалась на последнюю ступеньку элегантной когда-то лестницы и замерла.

– С чего начнем?

– Полагаю, с моей детской. Не думаю, что бабушка стала выбрасывать оттуда что-то. Наверняка в шкафу все еще хранятся мои вещи, оставшиеся в доме с тех далеких пор.

Я направилась к комнате, которую мистер Уильямс описал мне как бывшую детскую Гиббса. Там сейчас обитала Лорелея. Интересно, что он хочет отыскать в шкафу, задалась я невольным вопросом. Быть может, старые шахматы или перчатки для игры в бейсбол. Всякие пустяки, могущие напомнить ему годы детства и отрочества.

– Судя по тому, что я уже успела увидеть в доме, согласна с вами. Едва ли здесь вообще что-нибудь и когда-нибудь выбрасывалось. Пожалуй, даже обстановка в доме сохранилась в своем неизменном виде, в точности такой же, как и в те годы, когда вы здесь жили.

Я сделала ошибку, оглянувшись и взглянув на Гиббса. По его лицу вдруг разлилась задумчивость, пожалуй, даже нежность… Вот уж никогда бы не подумала, что мой деверь так склонен к сентиментальности. Я быстро отвела глаза и толкнула дверь в спальню.

Кровать аккуратно застелена. Покрывало ручной работы в сине-зеленых тонах, напоминающих океанский прибой, тщательно заправлено по краям неширокой кровати с узкими рейками по бокам, похожими на карандаши. Из-под подушки виднеется крохотный край ночного пеньюара Лорелеи, того, что с леопардовой расцветкой. На прикроватной тумбочке, рядом с упаковкой какого-то противокислотного лекарства, лежит объемная тетрадь, по внешнему виду смахивающая на дневник, в ярко-розовой виниловой обложке. Наверняка большинство страниц в этом дневнике чистые. Что она станет записывать в свой дневник, эта Лорелея? Разве что помечать, в чем была одета вчера, чтобы не повториться и не надеть ненароком этот же самый наряд и на следующий день.

На туалетном столике перед зеркалом расставлена целая батарея разнообразных косметических средств, кремов, гелей, масок, привлекающих взгляд своими золочеными пробками. Я не успела просмотреть и половины, чтобы найти хотя бы одно знакомое название, как услышала, что Гиббс тронул дверцу шкафа.

Громоздкий шифоньер несколько непривычной формы примостился в самом углу комнаты, выпирая из этого угла своими габаритами. У меня даже сложилось впечатление, что кто-то уже пытался уменьшить его необъятные размеры, затеяв нечто, отдаленно напоминающее модернизацию спальни. Собственно, такая же картина была замечена мною и в других спальнях тоже. Старинную мебель явно хотели приспособить к веяниям нового времени. Впрочем, насколько можно судить, попытка обновить антикварные гардеробы прошлого или даже позапрошлого века – это, пожалуй, единственное усилие прежних хозяев привнести в свой дом хоть что-то из современной жизни.

Чемоданы Лорелеи были составлены друг на друга на дне шкафа. Их содержимое уже красовалось на многочисленных плечиках. Просто образцовый порядок в вещах! Перед чемоданами были выставлены туфли. Множеств пар обуви, и все до единой на умопомрачительно высоченных каблуках.

Прямо над рейкой с вешалками – глубокая полка на всю ширину шкафа. На ней множество коробок. Целых три ряда коробок разной ширины и объема, уложенных аккуратными стопками до самого верха.