– Пройдемте через кухню, и я сейчас покажу вам сад Эдит. Она очень любила свой сад. Правда, в конце жизни ей эти садовые работы стали уже просто не под силу.

Мы направились в кухню. Я мельком бросила взгляд на все кухонные агрегаты, наверное, тоже вековой давности. Но мистер Уильямс, перехватив мой взгляд, пояснил, что вся техника исправна и находится в отличном рабочем состоянии, включая и холодильник, и плиту. Хотя внешне они производили впечатление декорации из какого-нибудь кинофильма середины пятидесятых. Типа «Проделок Бивера».

Он распахнул дверь черного входа и остановился на пороге. Еще ничего не видя, я уже почувствовала сад, уловила всю палитру его запахов. Сладковато-пряные ароматы незнакомых мне цветов плыли в воздухе, смешиваясь с насыщенным запахом травы и зелени, которая пахла совсем не так, как болотная грязь. Узкое крылечко, ряд ступенек – целый пролет неожиданно широких ступенек, все из того же табби. И вот я стою на самом верху и любуюсь той красотой, которая открылась моему глазу. По четырем углам портика висят китайские колокольчики, но на сей раз их присутствие совсем меня не нервирует. Напротив! Их негромкий мелодичный перезвон так похож на чей-то ласковый шепот. Вот только слов не разобрать.

– А что это? – любопытствую я, указывая на узкую дверь в дальнем углу портика.

– Вход в подвал и в цокольный этаж. Вот там точно нет ничего интересного. Поди, за столько лет все заросло паутиной. Грязные полы, старые деревянные стропила и прочий хлам. Вероятно, когда-то в цокольном этаже жили рабы. Сейчас подвалами мало кто пользуется… Разве что если устроить там винный погреб.

Мистер Уильямс хитровато улыбнулся. А я снова перевела свой взгляд на сад. Вымощенная булыжником дорожка, петляя, уходила вдаль, теряясь среди разноцветных кустарников и яркого многоцветия цветочных клумб. Судя по всему, дорожка тянется вплоть до той высокой каменной изгороди, которую я уже успела заметить, когда разглядывала фасад дома. Прошла в глубь сада по дорожке и увидела, что стена вся заплетена цветущей лозой винограда, источающего необыкновенно тонкий аромат. Запах буквально притягивал к себе, я улыбнулась и подошла ближе.

– А, это! Трахелоспермум, или звездообразный жасмин, – пояснил мне мистер Уильямс. – В наших местах его еще называют «жасмином конфедератов». Цветет совсем недолго, но все наши садоводы в обязательном порядке разводят этот сорт жасмина в своих палисадниках.

– Запах просто потрясающий! – Я вдохнула в себя полной грудью чудный аромат соцветий.

– А вот эту скамью Кэл специально смастерил для бабушки. Чтобы мисс Эдит могла посидеть тут, полюбоваться своим садом.

Я оглянулась. Прямо за моей спиной впритык к изгороди примостилась красивая резная скамья из дерева, с высокой спинкой, широкими подлокотниками, на которые в случае чего можно было поставить стакан с лимонадом или холодным чаем. Вокруг скамьи теснилось множество горшков с цветами. Цветы уже успели давным-давно одичать и сейчас росли себе свободно, как им заблагорассудится.

Я потрогала скамью рукой. Каким же человеком был тот Кэл, который мастерил для своей бабушки эту скамью? Мой муж Кэл с первых же дней нашей совместной жизни заявил мне, что не умеет даже гвоздь забить и понятия не имеет, как держать в руках молоток.

Я еще раз окинула взглядом пышное изобилие этого заброшенного уголка природы. На мгновение попыталась представить себе Кэла на фоне окружающих красот.

– Так вы говорите, Кэл помогал бабушке по саду?

– Конечно, – кивнул головой мистер Уильямс. – Он делал тут всю самую тяжелую работу, не позволял мисс Эдит поднимать тяжести и все такое. Но и с растениями любил возиться: пересаживал, полол, рыхлил землю. – Мистер Уильямс немного помолчал. – Говорил, что сад – это единственное место, где его душа по-настоящему отдыхает.