Подробности выяснила потом. В маминых документах нашла свидетельство о смерти, вырезку из газеты, в которой было сказано, что такой-то такой-то такого-то такого-то погиб при исполнении, и пару писем от отца маме в роддом – с вопросами и заботой о том, как себя чувствует новорожденная Сашка.

Сашка письма прочитала несколько раз, вызубрила наизусть, и ей стало мучительно стыдно, что она влезла без спроса в мамину личную жизнь.

В тот день, положив документы на место, Сашка побежала к Игорю и долго ревела на его плече, пытаясь понять, почему и зачем столько лет ей врали и как жить теперь, зная, что главная мечта ее жизни – увидеть отца – никогда не сбудется.

Игорь ее утешал. У него были точно такие же руки и точно такой же голос, как у отца. И пахло от него так же – родным, обволакивающим теплом. Тогда Сашка впервые это заметила.

Поздно вечером к ней пришел Штирлиц с охапкой еловых веток.

– О, елка! – обрадовалась девушка. – Спасибо.

– Это не тебе, это Лариске твоей. – Ванька сгрузил на пол свою ношу, и по коридору разлился запах хвои и Нового года.

– Так я и думала. – Сашка потрогала одну из веток, оторвала хвоинку, сунула в рот, пожевала. – И что она будет с этой елкой делать?

– Есть, конечно. – Штирлиц принялся развязывать ботинки. – Ты что, животновод-любитель, не знаешь, что нутриям обязательно надо давать ветки грызть, чтобы они зубы стачивали?

Девушка помотала головой. Вроде читала на каком-то сайте, но за прочей информацией забыла.

– Что бы ты без меня делала! Угробила бы животину! – Он снова собрал в охапку ветки и понес в Сашкину комнату.

Пропихнул одну в клетку Лариске. Крыса тут же вцепилась в елку зубами и потянула на себя.

– Куда тебе их сложить? – спросил Штирлиц.

– Давай на балкон. – Сашка кивком указала на балконную дверь. – Приткни там где-нибудь. Откуда дровишки-то? – уточнила она, когда Штирлиц возник из недр балкона.

– Отец сегодня на дачу мотался. Я позвонил, попросил нарвать.

– Надо будет в подъезде объявление повесить, чтобы елки после Нового года не выкидывали, а несли вместо помойки к нам, – задумчиво произнесла девушка.

– И все их складывать на балконе. У вас и так там бардак, елки картины не испортят, – кивнул Ваня.

– Ужинать будешь? – решила проигнорировать замечание про бардак Сашка.

– А чем у вас нынче кормят? – заинтересовался Штирлиц.

– Картофельными котлетами с грибной подливкой.

– Давай!

Сашка отправилась на кухню греть гостю ужин, а когда вернулась, застала Штирлица вчитывающимся в строчки в ее тетради со стихами. Тетрадь Сашка оставила на столе и даже, кажется, не закрыла.

– Положи где взял, – зло произнесла девушка.

– Чего тебе, жалко? – Штирлиц поднял на нее глаза. – Между прочим, хорошие стихи. Я не знал, что ты пишешь.

– Это не мои. Одна знакомая дала почитать. – Сашка вытащила тетрадь у него из рук и убрала в стол.

– Ага, – произнес Ванька. «Так я тебе и поверил», – читалось в его глазах.

На кухне пискнула микроволновка, возвещая о том, что ужин подогрет.

– Пошли, твои котлеты готовы, – сказала девушка.

Когда сытый и довольный Штирлиц ушел, Сашка достала тетрадь из стола и принялась перелистывать.

«Значит, стихи неплохие», – вспомнила она мнение Ваньки.

В голове забрезжила пока еще смутная идея. С каждой секундой она вырисовывалась все яснее. Точно! Сашка даже подпрыгнула. И как она раньше об этом не додумалась?! Она пошлет пару-тройку своих стихов Гарику – те, которые посвящены ему. Он станет думать, кто же автор, искать среди своих знакомых девушек и рано или поздно подумает на Сашку. Тогда она предстанет перед ним в ином свете – взрослой девушкой, серьезной, способной на глубокие чувства. И он сразу же поймет, что всегда любил только ее, а Пухова – это так, временно…