Итак, мужчина. Он в тени. Его не видно. Он, как мавр, сделал свое дело и теперь хочет загладить последствия денежной суммой, необходимой для убийства своего сына или дочери. Мы не знаем его имени, не знаем обстоятельств той близости, от которой началась новая жизнь. Квартира друзей? Заднее кресло машины? Летний отдых? Случайное знакомство в клубе? Мы ничего не знаем. Мы не знаем даже, кто кого соблазнил, ибо бывает всякое и женщина далеко не всегда жертва. Но мы знаем, что мужчина есть. На нем маска анонимуса, и число таких анонимусов сопоставимо с количеством абортов в мире. То есть их миллионы. Вина мужчины такая же, если не больше, как и вина женщины. И дело не только в том, что мужчина в ответе за тех, кого он зачал, и за тех, кто от него зачал. Прежде всего он (наравне с женщиной) в ответе за чистоту своей половой жизни. Он ответствен за свое семяизлияние.

Здесь мы вплотную подходим к половой распущенности и свободным связям. В сумерках сознания можно от всего отшутиться. Но при ослепительном свете ума и совести мы вынуждены признать, что зачатия вне брака, до брака, в первый день знакомства и т. д. и т. п. происходят из-за того, что мир вспотел от похоти. Запахом этого похотливого пота пропитались все сферы жизни. И никуда не скрыться. И люди томятся на медленном огне полового перевозбуждения. Томятся с детства и не перестают томиться до старости. Актеры-комики, модельеры, психологи, глянцевые журналы и бытовые нравы, модные писатели приучили их к этому. И разве крохи, доли и части вины за ежедневно убиваемых детей не лежат после этого на всем обществе, на каждом человеке? Я думаю – лежат, и виноват в аборте, к примеру, не только профессор, от которого забеременела студентка. Виновата подруга, шепнувшая, что дети еще потом будут, а сейчас, дескать, доучиться нужно. Виновата мать, которая крикнула в трубку: «Без брака – не позволяю! Не позорь семью!» Виновен блогер, слишком легко рассуждающий о том, после чего человеку становится слишком тяжело. Да и мало ли еще кто из нас виновен, если глядеть на дело при ясном свете ума и совести.

На раскаленные руки медной статуи Молоха жрецы бросают обреченных детей. Рядом должны непременно стоять музыканты. Битьем в барабаны и звуками сотен труб они должны заглушать детские крики и материнский плач. Такова идолослужительная практика, если верить археологам и религиоведам. Наш Молох оделся в белый халат, не поменяв природы, и жертвы ему приносятся. Теперь осмотримся: есть ли у нас и подобные музыканты? О, конечно есть. Это «правозащитники», в упор не замечающие убийства детей в Донбассе, зато активно ищущие аргументы для оправдания абортов. Матери, мол, вправе делать все что хотят со своим телом, а также с тем, что зачато в нем. К «правозащитникам» примыкают феминистки, к феминисткам – гей-пропагандисты. Эти, не могущие зачать в принципе, почему-то всегда за аборт и никогда против. Далее более-менее стройными рядами выступают журналисты, согласные послужить Молоху хотя бы потому, что Молох – друг маммоны. Далее находятся политики, уверенные, что все хорошее локализовано только на Западе, и посему в позе «служить» нюхающие ветер из-за океана. Все они громко разговаривают. Вот вам и звукошумовая завеса для детских воплей. И ведь работает завеса, поскольку мы криков не слышим, а они раздаются ежеминутно.

Девушка совершила ошибку и теперь боится позора. Доктор в прорезь между марлевой повязкой и белой шапочкой смотрит на человеческое окровавленное мясо. Он зарабатывает деньги. Это его работа. Небогатая семья со страхом узнаёт об очередной беременности. Планы меняются. Нужны деньги и более просторное жилье, а они уже немолоды. У них уже есть трое малышей. Рожать или?.. В комнате с белым потолком инструменты звенят, падая в специальную посуду. Доктор работает. Ничего личного. По радио журналист бодро рассказывает о правах человека и неизбежном счастье. Все это происходит ежедневно. Все это так пронзительно и верно показано в фильме «Если бы стены могли говорить» 1996 года выпуска (рекомендовано к просмотру). Все это ранит всякий раз конкретных людей, но по масштабу происходящего давно вышло на уровень национальной катастрофы. Именно желанием остановить общенациональную беду, а вовсе не желанием влезть в чужую жизнь со своей моралью и движимы те, кто противостоит убийству детей словом и делом.