– У меня неприятности на работе, – сказала она. – Ты же знаешь, я решила пойти на работу? Я работаю с прошлой недели…

– Зачем? Разве тебе недостаточно моих денег?

– Мне хватает, но сын уже взрослый. Я пошла диспетчером в наше такси… – вот тут она вздохнула и заплакала в голос. – А хозяин ко мне пристает. Не дает мне прохода…

– Кто он?

У Ахмета, у этого очень самолюбивого собственника, включились защитные рефлексы. В маленьком городе, где все его знают, какой-то нахал позволяет себе приставать к его жене. Бывшей не бывшей, какая разница? Главное слово – его, его жене, Ахмета.

– Он тебя знает! – плакала женщина. – Он знает, что я твоя жена.

Это был главный аккорд, а дальше пошли уже легкие гаммы:

– Завтра моя смена. Мне нужно идти, я не знаю, как мне с ним разговаривать….

Ахмет улыбнулся и подумал: «Глупая беспомощная женщина».

– Дорогая, какую он тебе назначил зарплату?

– Три тысячи.

Лир, господа, мы в Стамбуле, зарплата диспетчера – три тысячи лир, но и это неплохо для малообразованной турецкой женщины.

– Я добавлю пять тысяч к твоим алиментам, только, пожалуйста, больше не ходи на эту работу.

– Хорошо. – Турецкая женщина стыдливо потупила глазки. – Спасибо, Ахмет.

– И скажи сыну, пусть от меня не прячется.

– Да, я поговорю с ним. Еще раз спасибо тебе.

– Не волнуйся, я отправлю тебе чек.

Чмок, чмок, чмок – вот так вот мило поговорили бывшие супруги через десять лет после суда, на который жена Ахмета не явилась, за нее отдувался адвокат.

Осень была теплой, кафе не разобрали свои летние террасы. Ахмет присел за столик, попросил чашку кофе и виски. Рядом остановилась передохнуть молодая турецкая пара. Девушка была в черном хеджабе, она улыбалась, как все молодые женщины, которых только что взяли замуж. Они поэтому ходят закрытыми, для того и носят свою паранджу, чтобы хвалиться подружкам – «вау! я замужем». Девушка закинула ногу на ногу, под черной тканью показались кроссовки и джинсы.

Напротив стояли лоточники с орехами, очками, сувенирами и оранжевый автомат, на котором сушеный старец выжимал апельсиновый сок. Туристы останавливались выпить фреш, и тут же к ним подходил чистильщик обуви. От его услуг все отказывались. Какой-то немец или бельгиец с раскрытой картой Стамбула тоже отмахнулся и перешел трамвайные пути, оглядываясь по сторонам. Чистильщик подхватил свой ящик с ваксой и весело вприпрыжку направился в том же направлении. Он обогнал европейца и обронил на брусчатку деревянную щетку из своего ящика.

Ахмет знал этот старый трюк всех чистильщиков обуви. Сейчас он пройдет, как будто не замечая пропажи, несколько шагов, а потом…

– Мистер, мистер! Вы потеряли! – крикнул ему вежливый европеец.

Чистильщик оглянулся, посмотрел на свою щетку, как на дочь родную, и радостно хлопнул руками.

– Сеньк ю! Сеньк ю!

Он подошел к европейцу и поставил перед ним свой ящик.

– Ноу, ноу, – отступал турист.

– Ю а май френд! Итс фри!

Черной ваксой чистильщик наяривал немецкие ботинки и между делом рассказывал про своих пятерых детей. «Файв чилдрен, – он повторял, – файв чилдрен!»

За спектакль хитрый турок получил сотню лир и раскланялся, как настоящий артист.

Счастливый свободный был человек! Весь день на свежем воздухе! Гуляет в центре города! В ящике у него крем для обуви и пара щеток – три кило поклажи, не больше, несет этот чистильщик на своих плечах. Ахмет ему завидовал: «У этого три кило – и радость, а у меня целая фабрика – и сплошная головная боль».

Ахмет вспомнил про свою любимую блондинку. Он решил к ней заехать и все рассказать. Русские женщины очень внимательны, они, как няньки, возятся со своими мужчинами и никогда не говорят: «Я ведь женщина». Вот за это Ахмет и любил нас, славянок, потом что мы добрые, мы свой материнский инстинкт распыляем нещадно на детей, на мужчин, нам без разницы. И Ахмет к этому давно привык.