Господин Ахмет заглянул в бумагу: «…Вынуждены прервать сотрудничество, в связи с форс-мажорными обстоятельствами…» Дочитать не смог, его накрыл новый приступ кашля. В груди как будто поселились кошки и царапали когтями, воздух вырывался со свистящим хрипом.

Секретарша открыла пузырек с зеленой душистой микстурой. Ахмет понюхал, зелье пахло горькими травами.

– По две ложки. По две ложки, Ахмет-бей… – Девушка положила шефу последнюю бумажку. – Вот еще письмо от русских.

«Просим Вас предоставить нам скидку в размере 20 % в связи с…»

В связи с чем русские хотят скидку, он не дочитал, потому что в легких началась такая резня, как будто Ахмета кололи острием кинжала. Он схватился за горло и глотанул зеленую микстуру прямо из флакона.

Секретарша изобразила сострадание и, прикрывая нос, быстро удалилась из кабинета.

И сразу понеслось по фабрике: «Ахмет ужасно простудился. Летал в Россию за своей блондинкой и заболел».

На стене у Ахмета висит карта мира. Красивая яркая карта в позолоченной раме. Ахмет все время смотрит на Россию. Сначала на Турцию, маленькую, а потом на Россию, огромную. Россия его возбуждает. Для него это не страна, не кусок земли, Россия – это женщина, славянка с роскошными формами. Объемы его возбуждают. Маленький Ахмет обожает крупных женщин. Он хочет Россию, и все на фабрике это знают. И женщина его любимая русская, когда переводит землякам на деловых переговорах, всегда добавляет, от себя, тихо в сторону: «Торгуйтесь, торгуйтесь, он уступит. Россию хочет – аж дрожит!»

Так вот он в нашей-то России болезнь и подхватил, как бы не воспаление легких. Немудрено, у нас в конце декабря было минус восемнадцать, метель, порывы ветра, снежные заносы. В аэропорту Ахмета никто не встретил. Любимая женщина на звонки не отвечала. Сброшенные вызовы раздражали Ахмета до скрежета зубов.

Он приземлился в осеннем пальто и прыгнул в первое стоявшее такси. Никак не мог назвать улицу, ломал язык, перебирал на память:

– Казакова, Лузакова, Узакова…

– Лизюкова, – подсказал таксист.

Ахмет звонил любимой женщине всю дорогу, пока ехали холодным мрачным городом, который намертво заносило снегом. В заносах были все тротуары, сугробы намело до окон первых этажей, а снег продолжал падать.

Ахмет был в России не в первый раз, но все равно удивлялся. Случись такая беда в Стамбуле, там сразу же остановилось бы движение, но тут все ехали, даже обгоняли, и люди шли по улицам как ни в чем не бывало, только пригибались от ветра и прятали лица в шарфы.

Ахмет отправил СМС: «Я приехал», «Я подъезжаю», он был уже на месте, но ему по-прежнему не отвечали. По памяти в глубине двора он нашел и дом, семиэтажный, и подъезд, второй от торца, и окно на первом этаже. Свет горел, тень мелькала, любимая женщина была дома. Ахмет нажал кнопочку с номером квартиры, но домофон молчал.

Замерз он моментально, на ветру хватило и пары минут. Он начал подпрыгивать, притаптывать снег под окном, звонить и опять отправлять СМС. «Анжела! Я тебя люблю!», «Открой, Анжела! Мне холодно!». Силуэт в окне мелькнул, свет погас, а потом включился в другой, в дальней комнате.

Двор замело, там, где были песочницы, стояли двухметровые сугробы, от грибочков остались одни шляпки, ветер толкал заледеневшие качели, и они скрипели, тоскливо и противно, как в морге.

На дороге блестела накатанная ледяная лента. Двое мальчишек скользили на ней, разбегались и проезжали на согнутых ногах.

В торце дома был магазин. Время от времени люди шныряли туда из своих подъездов. Все прикрывали носы перчатками и бегали одним маршрутом: из подъезда в магазин, из магазина в подъезд.