С каждой секундой неловкость ситуации становится все ощутимее. Я стараюсь суетиться по кухне, чтобы свести к минимуму это гнетущее ощущение. Ставлю на стол какие-то пирожные из холодильника, хотя знаю, что мама их есть не будет. У нее повышенный сахар. Потом вовсе решаю подарки для Владика унести в его комнату и не тороплюсь из нее возвращаться. Но когда чайник начинает предательски свистеть, все же иду обратно. Разливаю по кружкам кипяток и сажусь напротив матери.

Я больше не кричу ей, что ненавижу, но и разговаривать мне с ней особо не о чем. Мы совершенно разные. Нет, я поддерживаю с ней связь, поздравляю ее с праздниками и вижусь где-то раз в полгода, но эти встречи всегда очень неловкие. Вот как сейчас. Каждая из нас не знает, куда себя деть и с чего начать разговор.

— Скоро Пасха, — находит мама тему для разговора. — Какие у вас с Игорем планы? Поедете на кладбище к папе?

Киваю.

— Да, поедем. Но еще и на могилу отца Игоря надо будет заехать.

Три года назад не стало моего папы. Рак. Болезнь сожрала его за каких-то полгода. Мама воспитывает Настю одна. Продолжает работать директором все в той же школе, сестра ходит в шестой класс.

Смерть отца изменила нас всех: меня, маму, Настю. Сестра стала замкнутой, она очень любила папу, и его смерть стала для нее страшным потрясением. Мама стала добрее ко всем, особенно к ученикам в школе. Ну а я приняла для себя решение переступить через все обиды и общаться с матерью.

Перед смертью папа сказал мне, что любовь должна быть важнее принципов и обид. Время лечит, обиды забываются, а люди остаются. Нужно иметь в себе силы прощать. И когда папа умер, я очень-очень постаралась простить маму. Папу я простила еще раньше, когда лежала беременной в больнице, а он искал для меня лучших врачей. Если бы не отец, если бы не его помощь, я бы не выносила ребенка.

А что касается Димы, расставание с ним было моим решением. Родители давили, но решение я приняла самостоятельно.

— Может, ты могла бы привезти ко мне Владика на какие-нибудь выходные? — осторожно просит мама, делая небольшой глоток из кружки.

Пожимаю плечами.

— Не знаю. На какие?

— На любые. Я совсем его не вижу, ты как будто не хочешь, чтобы я с ним общалась, — мамин голос звучит с легкой претензией.

Когда речь заходит о Владике, мне едва удаётся держать себя в руках. Вот и сейчас не выдерживаю:

— Он все больше и больше похож на Диму, — язвлю.

— Я знаю, на кого похож Владик. Но ты зря думаешь, что от тебя ребёнку совсем ничего не досталось. Скулы, носик, подбородок у него твои.

Мама как будто знает, что нужно сказать, чтобы я смягчилась. Я так радуюсь, когда кто-то говорит, что сын похож на меня.

— Только мозги у него, кажется, не гуманитарные, а технические, — бурчу, отпивая из кружки и скрывая довольную улыбку. Ну хоть что-то у Владика от меня.

— У мальчиков всегда преимущественно технический склад ума. Кстати, ты не надумала по поводу учебы?

— Да, буду пересдавать ЕГЭ, — издаю смешок. — Но пойду на заочное.

Я поступила на филологический факультет МГУ, но так и не посетила ни одного занятия. Всю беременность я провела в больницах, потом нужно было смотреть за Владиком. Какая тут может быть учеба? Сын начал ходить в годик, и с тех пор в него будто встроен моторчик. А в три годика у Владика начался кризис трёх лет, и я вообще чуть ли не вешалась. Потом умер папа, и это тоже стало для меня потрясением.

Но сын уже подрос, в сентябре пойдет в школу, и я наконец-то смогу заняться собой. Все-таки хочу получить высшее образование и устроиться на работу хотя бы на полставки.