Почему вообще зашел разговор о смыслах жизни? Дело в том, что в каждом периоде своей жизни человек, независимо от пола, вынужден находить для себя эти самые пресловутые смыслы. И самое тяжелое переживание – это их утрата. Обрести ценности и смыслы на каждом этапе жизни – весьма трудная задача, требующая от личности порой почти героических усилий.

Мы это хорошо осознаем, когда слышим рассказы или видим репортажи о людях, утративших трудоспособность, или в силу драматических обстоятельств потерявших подвижность, но не сдавшихся, продолжающих бороться за осмысленную и осознанную жизнь. Восхищаемся ими, безмерно уважаем их.

Те же, кого минула эта горестная доля, у кого руки-ноги и голова целы, тоже иногда чувствуют гнетущую безысходную тоску, теряют интерес к жизни, перестают видеть смысл в чем бы то ни было. Это кризис. Чтобы его преодолеть, нужно потрудиться. А это не всегда очевидно. И человек начинает использовать то, что только кажется спасательным кругом. Не разрешив внутренних проблем, он порождает новые, уже не только для себя, но и для других.

Именно тогда для женщины ребенок становится смыслом существования. Это путь наименьшего сопротивления, хотя внешне выглядит как путь материнской жертвенности и величия.

Я ни в коей мере не обвиняю женщин, не глумлюсь над их чувством материнства. Я говорю о том, что тема замужества и деторождения звучит все более истерично. Желание выйти замуж и родить детей – естественное для женщины. Но когда девушки в двадцать два года боятся остаться одинокими и готовы выскочить замуж за любого более или менее подходящего кандидата, это настораживает. Женщины без причин боятся «опоздать»: «Часики-то тикают! Надо торопиться!» Вчерашние подростки уже объяты страхом одиночества. Что уж говорить о женщинах ближе к тридцати? Там просто паника. А страх и паника – самые плохие советчики.

Откуда взялась эта истерика последнего десятилетия? Думаю, из массового сознания и массового страха вымирания.

Любое человеческое сообщество – это организм, живущий по своим законам. И самый главный из них – закон выживания. Количество особей общественного организма определяет его жизнеспособность. Нас становится все меньше и меньше. Поэтому общественный организм, ощущая потерю, стремится нарастить утрачиваемое. А если добавить сюда ощущение нестабильности, страхи и растерянность, пережитые в девяностых, то замес получится крутой. Общество, интуитивно понимая и частично осознавая упадочность происходящего в стране, обороняется на уровне инстинкта выживания.

В повседневной жизни это выглядит вполне невинно. То статистика подбросит дров в костер, то журнальные статьи о женском одиночестве и отсутствии мужчин разожгут страсти. То глянцевые журналы напишут о брачном возрасте, то врачи обзовут женщину тридцати лет «старородящей». И в этом котле формируется страх, побуждающий женщину сбросить напряжение, разрешить, наконец, свою проблему.

Социальная проблема танком проезжает по конкретным человеческим судьбам. И в этом состоянии очень трудно найти опору в себе, выскочить из-под давления, осознать свою индивидуальность, найти в себе любовь.

Паника и неосознанность толкают к решению, лежащему на поверхности: «Роди себе ребенка, и избавишься от страхов!» Не сумев выстроить отношения с мужчинами, видя в рождении ребенка единственный смысл существования, женщина решает: «Сын – смысл моей жизни!»

Звучит красиво, не правда ли? И кумушки, неважно какого сорта и ранга, коллеги ли по серьезной и напряженной работе, подруги, мающиеся с мужьями в своих собственных семьях, бездетные родственницы или ведущие душещипательных радио- и телепрограмм повторяют: «Она посвятила сыну всю жизнь!» А дальше – по контексту. Подросший парень – либо свинья неблагодарная, либо преданный и любящий сын. А то, что судьба сына при этом становится судьбой матери и у него почти не остается надежды прожить свою собственную жизнь, как-то не очень интересует окружающих. Была бы картинка красивой, соответствовала бы высоким нравственным требованиям. А реальная жизнь? Да как-нибудь устроится.