– Как в футболе?

– Как в футболе. Мы получаем желтые карточки, мы получаем красные карточки. Нас удаляют с поля. Но мы все равно пользуемся запрещенными приемами.

– Понимаю.

Айна спросила, не глядя:

– А вы ему поверили?

– Моя работа – расследовать преступления против животных. А не убийства.

Айна задержала на мне взгляд:

– Видите, как легко. Пустил сплетню. А жертва пусть отмывается, как хочет.

– Для меня это дело о кролике.

Айна покачала головой, толстый черный хвост хлестнул из стороны в сторону. Мне не понравилось, что она переводит разговор на мое личное отношение к трагедии. Я заговорила нарочито нейтральным голосом:

– Как бы вы описали свое эмоциональное состояние в дни до… до происшествия? С кроликом.

– А при чем здесь я?

– Я следую стандартной процедуре. Животное, судя по всему, испытывало стресс. Не чувствовало себя в безопасности.

Над дверцей взметнулись голые мускулистые руки – мелькнуло и опало что-то красное.

– Это судя по чему?

– По анализу его экскрементов.

Минутное молчание. Потом спокойный голос:

– Счастливое. Мое эмоциональное состояние последнего времени.

От удивления я не нашлась с ответом.

Айна закрыла дверцу. Теперь она была в красном фирменном свитере. На груди белый логотип «Артемиды» и ниже мелкими буквами название государственной компании, спонсора их клуба: фейслук.

– Я – нападающая в основном составе клуба-призера. И люблю свою работу. Это моя жизнь. Я люблю своих подруг по команде, мне с ними хорошо, мы поддерживаем друг друга, это многое значит. У меня ребенок. У меня хороший крепкий брак. Был. Что бы там ни писал этот сплетник. Хороший дом. Иначе нам бы и не разрешили взять животное. Разве не так?

Я кивнула.

А семью ведь поставила после работы. Интересно. Эта деталь меня насторожила: перекос в сторону работы – для нас тревожный «флажок». Люди уходят в работу, как раньше уходили в алкоголь или азартные игры.

Айна словно заметила мое недоверие. Тут же заговорила:

– Многие девочки начинают играть в футбол. Немногие играют потом в профессиональной лиге. Еще меньше – становятся чемпионами со своей командой. У меня получилось.

– Как Грета относилась к вашим успехам?

Айна пожала плечами:

– Гордилась. Радовалась. Грета любит… любила свое дело. Она знала сама, что это такое – гореть тем, что делаешь. Понимала меня полностью. Ваша партнерша радуется вашим успехам?

Я опять пропустила вопрос мимо ушей:

– Но ведь даже самая счастливая ситуация может измениться в считаные дни.

– В смысле?

– С точки зрения кролика. Животные чувствуют тревогу. И тогда либо нападают, либо…

Айна перебила:

– Ага, разрезают сетку – и убегают… У вас все? Извините, мне пора.

– Конечно. Спасибо большое.

Но она уже сверкнула дверью.

Вдруг просунула голову назад:

– Я ни на ком никогда не срываюсь, в том числе на животных. Никогда. Я вас понимаю – вам надо делать свою работу. Поверьте, мне вас жаль и я хочу помочь. Но вы не за тот конец взялись.

– Нет? А за какой надо?

У Айны вздрогнули ноздри. Она осталась стоять в дверях. Мы были похожи на двух любовниц, которые не хотят, чтобы окружающие заподозрили «что-то такое», и подчеркнуто держат дверь открытой. Когда уверены, что их видят.

Айна долго взвешивала слова, прежде чем сказать:

– Грету нервировала работа.

Я кивнула. Айна вспыхнула:

– Политика – дерьмо, к этому она привыкла. Грету было непросто сломать. Но она наваливала на себя все больше, и больше, и больше. И я видела: она не тянет. Если видела я, то и она сама это понимала. Вот что чувствовал ваш кролик. Если вы настаиваете, что он что-то чувствовал.