Пульс стучит в висках настолько громко, что он практически заглушает собой длинные гудки, доносящиеся до моего слуха.

– Диана? – тишину прерывает обескураженный тон знакомого голоса.

– Да, Анастасия, это я, – отвечаю хрипло и ударяюсь в слёзы.

Я даю волю своим эмоциям, осевшим внутри, а сама понять не могу: слёзы радости это или слёзы полнейшего разочарования.

– Прости меня, – Анастасия сама хлюпает носом. – Я говорила! Говорила ему, чтобы он предупредил тебя обо всём, но он упрямо верил, что до этого не дойдёт. Он не хотел тебя пугать, а потом было уже нельзя. Он не мог, – прерывисто говорит она одними загадками. – Диана, я ждала твоего звонка целых четыре месяца! Я спала в обнимку с телефоном! Всё боялась пропустить звонок, но… – осекается она, громко сглотнув, и продолжает шёпотом: – Боюсь, что теперь уже поздно.

– Ты о чём? Что поздно?

– Устраивать побег.

– Побег?

Меня неслабо передёргивает от навязчивой мысли, что всё это могло закончиться намного раньше, если бы я придала значение словам Эмира. Если бы вместо того, чтобы суткам напролёт жалеть себя, я по косточкам разобрала бы детали того вечера.

– Эмир разработал план побега на тот случай, если вам придётся спасаться бегством от Каплана, но нарисовалась другая проблема. Намного серьёзней, чем Каплан! Диана, о тебе теперь знает весь город. Эмир не был готов к такому масштабу бедствия. У него не было запасного плана. Прости, но я не знаю как теперь тебе помочь, – её голос сходит на жалостливый писк. – Почему? Почему ты не позвонила мне раньше? Почему, Диана!

– Не знаю, это сложно для меня. Всё это… – задираю голову, чтобы придержать потоки своих слёз, – это очень не просто, Ана…

– Понимаю, – от её тягостного вздоха хрипят динамики.

Я поднимаюсь на нетвёрдые ноги, придерживаясь за керамическую стену.

– Но у меня появилась возможность бежать. Рифат, можно сказать, только что прогнал меня из своего дома!

– Серьёзно? – в удивлении переспрашивает, на что я "угукаю". – Дай мне минуту! Я тебе перезвоню!

Анастасия сбрасывает вызов, а я вдруг начинаю жалеть о том, что позвонила ей. Она ведь передаст весь наш разговор Эмиру, а я не хочу. Не хочу искать у него помощи. Отныне я не могу верить человеку, который с непоколебимым хладнокровием смотрел на то, как я теряю нашего ребёнка.

Эмир

Четыре месяца назад

Голова моя безвольно болтается. Я едва могу поднять её, а она снова заваливается вперёд, зависает в воздухе. Она трещит, гудит, словно перфоратором изнутри бурят отверстия. Она ломится на части.

Все мысли в ней переворачиваются, путаются, закручиваются в вихревом потоке.

В ушах звенит до тошноты. Меня мучает невыносимая жажда.

Ощущаю, как по виску скатывается что-то липкое и тягучее. Это что-то каплями падает на мои неподвижные ноги, которых я практически не чувствую.

Я бы мог предположить, что от духоты в помещении, где я сейчас нахожусь, с меня ручьём стекает пот. Я бы мог списать все эти симптомы на жуткое похмелье, но дело в том, что я не пью.

Всё это следствие удара, полученного мною по голове. В ней дыра и из неё, судя по запаху, который я не спутаю ни с чем, на мои ноги сейчас струится кровь.

На меня напали в собственном доме. Меня вырубили, и я понятия не имею сколько времени находился в отключке.

На какое-то мгновение я потерял бдительность. Забылся и позволил себе допустить непростительную оплошность, за что в итоге поплатился.

Я задыхался от собственной агрессии, я чувствовал как теряю контроль над собой, как мутится мой рассудок, как стремительно во мне просыпается жажда крови, потому что ни о чём другом я думать больше не мог, кроме как о словах Софии, и о непоправимых последствиях, к которым они могут привести.