– Не расстраивайся, детка, – утешает его Люси-Вайда. – Если хочешь, я тебя научу садиться на шпагат.

И Адриан заметно светлеет лицом.

В целом тетя Элиза нам нравится. Даже серьезная Патриция соглашается посидеть у нее на колене и открывает ей кое-какие (не самые важные) секреты – какой у нее любимый предмет в школе, какая еда в школьной столовой ей больше всего нравится и кем она хочет быть, когда вырастет (ответы: математика, никакая, ветеринаром).

Дейзи и Роза почти не принимают участия в происходящем – два маленьких совершенства, они образуют самодостаточный мир. Они одеты одинаково и заканчивают фразы друг за друга (то есть когда вообще снисходят до разговора с нами – между собой они общаются на своем тайном языке). На других людей они смотрят ровным холодным взглядом, за который потом получат эпизодические роли в фильме «Пришельцы с Марса». Адриан слишком молод для фракции бурого эля, но его не особо привечают и в другом кружке, преимущественно женском, где собрались поклонницы «старого короля», – к ним только что присоединилась тетя Бэбс, и сейчас они дружно воспевают панегирик королеве-матери (наверно, ее правильнее называть «старой королевой», но никто ее так не зовет). «Королева-мать» – не правда ли, интересное выражение? Королева всех матерей, мать всех королев. Банти не прочь была бы оказаться королевой-матерью. «Королева Банти, королева-мать». Тогда я была бы «принцесса Руби» – правда красиво? Гораздо лучше, чем «принцесса Джиллиан» или «принцесса Люси-Вайда».

Королевы-матери наливаются хересом – бурой паточной микстурой от кашля, смертельной на вкус. Тетя Бэбс несет рюмку хересу вниз, на кухню, для Банти, которая смазывает молоком булочки с колбасным фаршем, прежде чем сунуть противень в духовку.

– А я думала, про меня все забыли, – высокомерно говорит Банти, беря рюмку и деликатно пригубливая.

– Ты пропустишь коронацию, – говорит тетя Бэбс, и Банти награждает ее виртуозным взглядом, безмолвно и отчетливо говорящим: а кто будет вас всех обслуживать?

– Помазание миром началось! – возбужденно пищит наверху Патриция, и тете Бэбс удается уломать Банти оставить булочки непомазанными и подняться наверх, чтобы увидеть, выражаясь словами «Дейли график», «наиболее торжественную и важную часть церемонии». Настолько торжественную и важную, что королеву закрывает толчея епископов, и самого миропомазания собравшиеся Над Лавкой не видят.

– Прекрасный телевизор, – говорит тетя Глэдис, когда Бэбс притаскивает Банти обратно в комнату.

Банти улыбается и угодливо благодарит, словно в прошлой жизни лично помогала Лоуги Бэрду изобретать телевидение.

– Прекрасная фанеровка под орех, – говорит дядя Том, и все согласно бормочут.

– Банти, у тебя очень красивое платье, – вдруг произносит дядя Билл, и Банти слегка дергается: Билл ей не нравится (по той единственной причине, что он – родственник Джорджа). Если Билл, человек с полным отсутствием вкуса (это святая правда), одобрил платье, значит, думает Банти, с этим платьем что-то непоправимо не так.

Платье на самом деле чудовищное – уникальное в своем роде произведение, вязаное, в коричневую и желтую полоску с продернутой люрексовой ниткой, так что Банти в нем похожа на осу, которая собралась на новогоднюю вечеринку.

– «И вот наступил момент, которого ждали все британцы, все граждане стран Содружества и империи», – читает вслух Патриция.

– Великий момент! – говорит дядя Тед, заглядывая ей через плечо.

Его рука, едва касаясь, лежит на спине школьного блейзера племянницы – вроде бы вполне естественный для любящего дядюшки жест, но, если вдуматься, не очень. В любом случае он неудачно выбрал объект: Патриция терпеть не может, когда ее хватают, и очень быстро выкручивается из-под дядюшкиной руки.