– Что ты имеешь в виду, Эболи? – спросил Том, меняя позу и прижимая колени к груди.

Он уловил, что в истории есть некий скрытый смысл.

– Глупому охотнику не хватило сообразительности и хитрости. Чем упорнее он преследовал, тем быстрее убегала добыча. И те, кто за ним наблюдал, кричали ему: «Остановись, глупый охотник!» – и смеялись над его бесплодными усилиями.

Том подумал над этими словами. Он всегда искал в историях Эболи второе дно.

И вдруг мораль легенды дошла до него, и он беспокойно пошевелился:

– Ты надо мной смеешься, Эболи?

– Я никогда бы этого не сделал, Клебе, но мне неприятно видеть, когда всякие ничтожные люди смеются над тобой.

– И чем же я заставил их надо мной смеяться?

– Ты слишком усердно гонишься. Ты всем на борту уже дал понять, к чему стремишься.

– Ты о Кэролайн? – Голос Тома упал до шепота. – Что, это так заметно?

– Мне незачем отвечать на такой вопрос. Ты лучше объясни мне, что заставляет тебя так цепляться за нее?

– Она прекрасна… – начал было Том.

– Ну, по крайней мере, она не уродина, – улыбнулся в темноте Эболи. – Но тебя сводит с ума то, что она тебя не замечает.

– Не понимаю, Эболи.

– Ты пытаешься догнать, потому что она убегает, а она убегает потому, что ты пытаешься догнать.

– Но что же мне делать?

– Поступи так же, как мудрый охотник, и тихонько жди у водопоя. Пусть добыча сама к тебе придет.

До этого времени Том искал любые предлоги, чтобы задержаться в каюте Уэлша после окончания дневных уроков, надеясь увидеть со стороны Кэролайн хоть какой-то знак, что она все еще интересуется им. Его отец поставил условием для своих сыновей три часа занятий каждый день до того, как они займутся своими обязанностями на корабле. Но до сих пор Тому хотелось, чтобы уроки тянулись дольше, просто для того, чтобы он мог провести еще несколько минут рядом с предметом своего обожания.

Однако после разговора с Эболи все изменилось. Во время уроков Том заставлял себя держаться тихо и загадочно, ограничиваясь лишь необходимым обменом репликами с Уэлшем. А как только звонил судовой колокол, возвещая смену вахты, Том, пусть даже не закончив решения какой-нибудь сложной математической задачи, сразу собирал свои книги и грифельную доску и мгновенно вскакивал.

– Пожалуйста, извините, мастер Уэлш, но я должен приняться за свои обязанности.

И он быстро выходил из каюты, даже не посмотрев на Кэролайн.

Вечером, когда Кэролайн выходила на палубу с матерью и сестрами, чтобы совершить обычную прогулку на свежем воздухе, Том старался найти подходящее занятие как можно дальше, насколько позволяли условия.

Несколько дней Кэролайн не подавала вида, что заметила перемену в отношении к ней Тома. Потом как-то утром, когда они были на занятиях, Том случайно поднял голову от грифельной доски и обнаружил, что Кэролайн наблюдает за ним краем глаза. Она тут же отвела взгляд, но на ее щеках выступил румянец. Тома пронзило вспышкой удовлетворения. Эболи оказался прав. Том впервые заметил, что Кэролайн его изучает.

Решимость Тома крепла, и ему с каждым днем становилось легче игнорировать Кэролайн, как прежде она игнорировала его. Такое положение дел продолжалось почти две недели, и наконец Том отметил небольшие перемены в поведении Кэролайн. Во время утренних уроков она стала более разговорчивой, но обращалась к Уэлшу или Гаю, прежде всего к Гаю. Она шепталась с ним, некстати смеялась над его замечаниями. Том продолжал хранить мрачное молчание, не поднимая головы, хотя ее смех сердил его до глубины души.

Как-то раз, когда Уэлш отпустил их и они дошли до конца коридора, Кэролайн заговорила раздражающе театральным тоном: