Я помнил и дубовые нотки виски, и запах крупных купюр, и смрад отчаяния, похожий на затянувшуюся диарею. Я даже мог вспомнить запах падения. Он сильно походил на свежесть после пробежки. А вот когда всё это сменилось на вонь свалки – понятия не имел.

– Эй! Ты живой, аль как? – вновь прошепелявил голос.

На этот раз его обладатель ткнул меня в бок чем-то твёрдым, да с такой силой, что я съёжился.

– Я где? – только и смог выдавить из себя.

Вопрос был глуп до скрежета зубов, но в голове лишь он и крутился.

– Где, где. И курям безголовым ясно, где. Небось нажрался до беспамятству и до дому не дополз, а? – и снова незнакомец принялся тыкать меня в рёбра. – Подымайся, свинтус, чаво разлёгся?

– Да отвяжись ты! – прикрикнул я и открыл наконец глаза.

Нос не обманул. Я действительно был на помойке. В куче отбросов, давно ставшей обиталищем всякой гадины. А надо мной, закрыв собой мрачное ночное небо, навис до невозможности уродливый мужичок. Перекошенный, с огромным горбом на левой лопатке, с бородавчатым массивным носом, навалившимся на густую, косматую бороду. Из-под сальных чёрных бровей он смотрел на меня с такой злобой, будто именно я и есть причина всех его проблем. А в том, что проблем у него больше, чем чирьев на лице, сомневаться не приходилось. Иначе стал бы он на помойке ошиваться?

– Ты чаво здесь? – продолжал он вызывать боль в моей черепной коробке. – Колян прислал? Ну так я уже тыщу раз сказал, что куча моя, и хрена лысого вы её сопрёте. Моя, слышишь? Я с тобой вообще-то разговариваю!

Вновь он попытался ткнуть в меня корявым костылём, но я его перехватил.

– Я тебя слышу прекрасно. А теперь послушай ты меня. Никакого Коляна я не знаю и помойка твоя мне нафиг не сдалась. Так что иди туда, откуда пришёл, и оставь меня в покое. Всё понял?

Горбун скорчил недовольную рожу и попытался высвободить костыль. Я не отпустил и повторил вопрос:

– Я не услышал ответа. Ты всё понял?

– А ты чаво такой дерзкий? Ты вообще-то на моей куче. На моей! – вспылил горбун, двумя руками вырвал костыль и лишь чудом устоял на ногах. – Моей она была, моей и останется! И всё, что на ней лежит – моё! И ты тоже. Вот продам тебя бесам, будешь знать!

– Остановись, ты бредишь.

Я поднялся и потянул затёкшие конечности. Даже стоя ниже, я оказался выше горбуна на две головы. Тот с явным страхом в глазах глянул на меня исподлобья, но сдаваться и не подумал.

– Ты мой холоп, так что не вздумай уходить. Наклонись-ка лучше, я тебе верёвку повяжу.

– Погоди. – отмахнулся я, осматриваясь по сторонам.

Вид был тошнотворный. Ничуть не лучше запаха. Множество куч, одна другой выше, и все они превращались в горный хребет, уходящий до самого горизонта к крошечному островку мерцающего света вдалеке.

– Мы в Подмосковье что ли? – предположил я первое, что пришло в голову.

– На Свалке мы, ослеп?

– Вижу, что не на пляже. Что там за город тогда? – я указал пальцем на свет.

– Город, как город. Совершенно обычный город.

– Ты достал уже. Если продолжишь хамить, я тебе горб вправлю.

– Это ты не смей с хозяином толковать так, будто бы я хрен с горы.

– Вообще-то так оно и есть.

– Ах ты сволота неблагодарная!

Горбун замахнулся костылём и собирался меня ударить, но я его опередил. В один миг выхватил из-за пояса пистолет и нацелился ему аккурат между глаз.

– Знаешь, сколько людей пропадает без вести ежегодно? Хочешь стать одним из них?

Горбун отшатнулся, бросил костыль и закрыл руками голову. Мне показалось даже, что он обгадился, но смрад тут и без того стоял знатный, так что это осталось только догадкой.