– Прости, дорогая! – промурлыкал Базиль, нагружая Мари Туше тюками с награбленными ценностями, которые всё это время он и связной тащили на себе.

Тюков было шесть, некоторые из них обладали значительной тяжестью, поэтому можно было смело назвать затюканным, а вот хомяк в его человеческой ипостаси выглядел просто созданным для ношения тяжестей. Оборотни умели прекрасно оборачивать пространство, создавая порталы, но для этого они должны были освободиться от ручной клади. Базиль начал творить магию оборота, бормоча себе под нос:

Кот, сбежав от разной жути,

Вход в свой мир сейчас замутит.

С ним Мари и два тюка,

И гротеск на хомяка!

Связной собирался возразить против гротеска и упомянутого количества ручной клади, но не посмел, так как сейчас от них обоих зависела безопасность перехода Мари и доставка ценностей. Сейчас ла Амстер стоял напротив Базиля, а между ними находилась Мари и вышеупомянутые тюки. Энергия оборота постепенно охватывала их, чтобы закружить в воронке, уносящей прочь из мира живых.

– Как же здесь холодно! – проворчал Базиль, когда переход состоялся.

Потусторонний Мир был изнанкой, отражением Мира Живых, поэтому весной там свирепствовала промозглая осень, а – летом лютая зима. Сейчас они тоже попали в предзимье. Багровые лучи чёрного диска солнца мёртвых не согревали, а лишь придавали окружающему пространству эффект какого-то мрачно-прекрасного трагизма, подчёркивая эстетику вечного разрушения и увядания.

– Идёмте! – кряхтя, позвал ла Амстер. – Шарман не любит ждать!

Местом тайной сходки служила Церковь Сен-Сюльпис, расположенная в латинском квартале Парижа. Дело в том, что призрак епископа Сульпиция Благочестивого, которому и было посвящено это пока ещё не достроенное сооружение, оказавшись среди повстанцев, сам предложил использовать церковь как место сходок, не вызывающее подозрения у властей. Облачившись в монашеское одеяние, Базиль и компания прибыли туда, когда основная сходка уже подошла к концу и в подземном зале, используемом служителями церкви для хранения различных запасов, остались только Шарман и самые надёжные его сподвижники.

В такие круги был вхож только Базиль, поэтому Мари и ла Амстер отправились отдыхать в церковной трапезной. Когда маркиз де Монбельяр вошёл в подземелье, Шарман как раз рассказывал о новом плане действий. Главарь повстанцев всегда выглядел как разбойник с большой дороги, хотя разбойником на самом деле не был, словно иллюстрируя известное высказывание о том, как обманчиво первое впечатление.

– Нам просто необходимо привлечь на свою сторону кого-то из элиты общества некромантов! Вот те, кто мог бы быть полезен нашему общему делу, – сказал Шарман и сделал знак художнику.

Этого рыжеволосого мастера знали все: хотя Фьорентино Россо и был итальянцем, он жил, творил и умер в Париже и теперь входил в тайную ячейку повстанцев. Он мгновенно начертал на стене портреты некромантов, один из которых относился к обнажённой натуре, чем сразу привлёк внимание Базиля, потому что пройти мимо таких форм этот дамский угодник просто не мог. Шарман тем временем называл имена, и после каждого по залу эхом проносилось:

– Невозможно!

Некромантов боялись все. Ни один плотный фантом или оборотень, а тем более призрак или скелет, не мог противостоять их силе. Базиль с восхищением созерцал волнующие изгибы, целомудренно скрытые художником под невесомыми и полупрозрачными струящимися тканями, а потом его взгляд добрался до лица дамы с портрета, заставив оборотня обомлеть от её неожиданного сходства с предметом его тайных воздыханий.