– Битте, сюда, – принялась кланяться Вера, – проследуйте в вип-зону. Чай, кофе?

– Ага. И сразу у столба повеселимся, – нахмурилась Нина, когда мы оказались в другом помещении. – Слетай за хозяином, одна рука здесь, другая там.

Вера вихрем рванула в глубь магазина.

– Какого черта ты обозвала меня своей свекровью? – возмутилась я, поворачиваясь к спутнице. – Разве я выгляжу на сто лет?

– Ой, перестань, – поморщилась та. – Хочешь шубку задарма? Тогда молчи. И потом, сейчас все золотые нити вшивают, эмбриональные клетки колют… Старухе пятьдесят лет, а она на двадцать смотрится! Главное, пасть не разевай, потопчешь малину.

– Здравствуйте, дорогие дамы, – понеслось над залом, и передо мной возник толстый смуглый лысоватый мужчина с глазами-черносливами. – Извините, задержался. Верочка уже показала наши лучшие модели? Вот!

Жестом фокусника Руфус выкатил стойку, на которой покачивались вешалки с шубами. Очевидно, большую часть клиентуры фабрики составляли женщины из России, и Руфус научился почти без акцента объясняться на моем родном языке.

– Норка! – возвестил хозяин и стал перебирать манто. – Шиншилла! Леопард!

Нина закинула ногу на ногу.

– Кошка, – равнодушно отметила она, – крыса и… э… похоже, хомяк. Может, и подойдет кому, но нам надо для горничных. Поэтому неси настоящий мех!

– Этот не фальшивый, – заморгал Руфус, – и я не торгую кошатиной! Вы говорите ужасные вещи! В Греции обожают кисок! Мы их…

– Ага, вы их в каждом доме подкармливаете, – перебила Нина. – Здесь ты не соврал. У вас везде миски с кормом стоят. Да только куда трупы девать? Я же не сказала, что шкуру с живой Мурки содрали… Меня не обдуришь. Я своя! Из Флоридоса!

Руфус закатил глаза.

– И как я сразу не понял… Вера, подай вип-манто.

Продавщица живо поменяла стойки. На мой взгляд, никакой разницы между увезенными и вновь появившимися шубами не было.

– Норка! Шиншилла! Белый барс! – закатил глаза Руфус.

Я прикусила губу: и еще мексиканский тушкан. Надеюсь, Нина слышала о таком звере? В конце концов, она же могла видеть фильм про двенадцать стульев.

– Я уже сказала: не хотим ерунду из лабораторных мышей, – ледяным голосом заявила Нина. – Вставай, мама, поедем на соседнюю фабрику.

– Зачем нервничать? – заулыбался Руфус. – Покажу эксклюзивный мех. Вера, неси шубы, которые я для своих дочерей приготовил.

Помощница вкатила еще один держатель. Судя по количеству вешалок, Руфус был мегамногодетным отцом.

– Хм, ниче… – смилостивилась Нина. – Вон тот жуткий полушубочек хау матч?

– Ваш вкус безупречен! – закатил лживые глаза Руфус. – Лучшая модель! Подкладка шелк! Цельные шкурки бобра! Износа ему не будет!

Нина встала, лениво подошла к вешалке, тряхнула шубенку и констатировала:

– Гремит.

– Никогда! – энергично замотал головой Руфус. – Нежная, словно сливки.

– Шкурки перетянуты, – возвестила Нина, – передержаны в рассоле.

– Чтоб мне сгореть! – подпрыгнул хозяин. – Мы их не отмачиваем!

– И скока за хомячка? – осведомилась Нина.

– Бобр стоит десять тысяч.

– Мама, дай калькулятор… – скомандовала Нина.

Я, не растерявшись, протянула «доченьке» мобильный.

– Значитца, триста баксов, – заявила после краткого молчания Нина.

– С ума сошли! – возмутился Руфус. – Сказал же: десять тысяч.

– Чего? – весьма натурально изумилась Нинуша.

– Долларов, – пояснил Руфус. – Это же бобр!

– Карликовая землеройка, – фыркнула Нина.

– Ладно, для вас девять штук, – слегка сбавил цену хозяин.

– Четыреста баксов и вон тот жилет в подарок, – не растерялась Нина.

– Жилет? – схватился за голову скорняк. – Дизайнерская душегрейка! Украшение подиума! В ней сама Лагерфельд ходила!