– Кстати, моя подруга о тебе уже спрашивала. У них ведь тоже сроки, сам понимаешь.

– Не волнуйся, моя хорошая, в сроки мы вложимся. Уже не так и много осталось.

Он корпел над этой задачей уже целых три месяца. Но разве Свете объяснишь, что некоторые процессы невозможно ускорить? Тем более во время экспериментов не избежать ошибок.

– Срок через три дня заканчивается, – холодно взглянула на него Света. – Успеешь?

– Ну, я постараюсь, конечно, но, сама понимаешь, три дня – это очень мало. Совсем мало.

– А ты постарайся, – надавила Света.

– Ради тебя, мое вдохновение…

– Ладно, хватит нам с тобой болтать. А то ничего за сегодня сделать не успеешь.

Митя был огорчен. В последнее время они виделись все реже, поэтому он так ценил эти утренние минуты.

– Все, уже отправляюсь, – послушно промолвил он. – Может, сходим куда-нибудь сегодня? Например, в кино?

– Какое кино? Тебе же работать надо.

Перед уходом Митя наклонился к Свете, чтобы ее поцеловать, но та его мягко отстранила. И парень сразу понял, что вернуть расположение своей возлюбленной он может, только исполнив ее просьбу.

Болдигов с трудом поднялся с кресла. Голова буквально раскалывалась, в животе неприятно бурчало. Кажется, он не ел уже часов двадцать.

Ничего съестного на кухне не оказалось, но Болдигов вспомнил, что в кладовке можно найти какую-нибудь залежавшуюся банку консервов. Там же обнаружилась и бутылка дрянной водки – хозяин дачи обычно расплачивался этой валютой с местными рабочими за разные услуги. Сейчас такая находка была весьма кстати.

От первой рюмки его чуть не стошнило, зато вторая зашла как по маслу. Болдигов смачно отрыгнул и одним махом опустошил банку сайры. Голова немного прошла, но руки все еще тряслись. После третьей рюмки он наконец нашел в себе силы хорошенько обдумать произошедшее.

Раньше ему казалось, что самый страшный человек на свете – это майор Колбышев. Но с ним уже кое-как рассчитались, после суда он не беспокоил. И вот вчерашний визит…

«И откуда он взялся? – гадал Болдигов, вспоминая циничную улыбочку незнакомца. – Мент? Точно нет. Может, из ФСБ? Или все же бандит? Непохож, непохож».

Ментов, гэбистов и бандитов он представлял себе совершенно другими. Впрочем, свой отпечаток здесь накладывало чтение бульварных газет.

Стопка за стопкой бутылка постепенно опустошалась. Болдигов отчетливо понимал, что он уже пьян, но рука снова и снова тянулась к стакану.

В девять утра позвонили с Третьяковки. Болдигов совсем забыл, что сегодня рабочий день.

– Иван Ефимович, простите, что беспокою, – бормотала секретарша. – Тут вам звонил Лазарев из Академии наук, он интересовался «Троицей» Рублева, хочет ее исследовать.

Болдигов выругался матом, негромко, но вслух. Он сразу понял, откуда у Лазарева вдруг появился интерес к иконе Рублева. Тем более что Лазарев считался в их кругах самым дотошным экспертом и докой по части выявления подделок.

– А этот пострел уже везде поспел! – Болдигов снова вспомнил вчерашнего гостя.

– Простите, вы что-то сказали? – переспросила секретарша.

– Н-нет-нет, ничего…

Его голос явно выдавал в нем нетрезвого человека. Болдигов был готов держать пари, что она сразу это поняла. Секретарша даже по телефону могла унюхать запах изо рта.

Болдигов почесал затылок. Надо было выдумать какую-нибудь причину своего отсутствия на работе, а мозг наотрез отказывался сотрудничать.

– Я т-тут вчера отравился ужасно, – начал объясняться Болдигов. – И сегодня что-то мне с-совсем плохо, вот с температурой лежу под сорок.

– Ах, что вы! – огорчилась секретарша. – Какое несчастье! Надо же беречь себя, Иван Ефимович.