Проводив курицу взглядом, Мулан удовлетворённо кивнула. Внизу отец подбежал и захлопнул дверь за баламутной птицей. Девочку окатила волна гордости. По крайней мере, одну неприятность она предотвратила.

Но, когда отец поднял голову и встретился с ней глазами, Мулан вдруг поняла, что ей предстоит ещё одно дело. Она влезла на крышу, но как теперь спуститься вниз? Она прикинула на глазок расстояние оттуда, где стояла, до весьма далёкой точки, в которой приземлилась курица. Решимость заполнила её, и она сжала в кулаки опущенные вниз руки.

– Мулан, – окликнул её отец, узнав выражение на лице дочери, – слушай очень внимательно. Ты спокойно выдохнешь, а затем медленно – очень медленно! – спустишься вниз. – Мулан не сводила глаз с курятника, в котором благополучно скрылась негодная курица. – Спускайся, – повторил он. – Ты всё поняла?

Мулан ответила не сразу. Для неё время словно остановилось. Вихрь перестал обдувать её щёки, и она лишь слышала, как воздух наполняет и покидает её лёгкие и как сердце колотится в груди. Ноги её так и зудели, словно не желали стоять на месте. Один шаг – и она прыгнет. Один шаг – и она, как и курица, полетит. Но затем время возобновило свой ход. Ветерок снова затрепетал у её лица. Встряхнув головой, она оторвала глаза от курятника, окинула взглядом собравшуюся толпу и снова посмотрела на отца.

– Да, – сказала она.

Едва наметившаяся улыбка на лице Джоу исчезла в испуганном вздохе, когда Мулан решительно шагнула вперёд. Поторопившись, она запнулась на скользкой черепице. Пытаясь удержать равновесие, она взмахнула руками, словно мельница лопастями. Но это не помогло. Она безнадёжно заваливалась назад. Сбежавшиеся соседи ахнули хором, и Мулан упала навзничь.

На какое-то жуткое мгновение Мулан показалось, что она разобьётся насмерть.

Затем мысли её прояснились. Ощущение замедлившегося времени вернулось, и глаза Мулан остановились на одиноко торчащей из-под одного из балконов балке, словно выхваченной солнечным лучом. Извернувшись ужом, Мулан перестала размахивать руками и уверенно схватилась за неё. Теперь она больше не падала, а раскачивалась, как маятник, держась за балку. Собравшись, она разжала руки, перевернулась в воздухе и ловко приземлилась на ноги.

Совершенно невредимая, Мулан оглядела толпу. Ей глаза сияли, щёки раскраснелись от возбуждения и гордости за ловкость.

А затем она посмотрела на отца. Джоу ничего не сказал. Нужды не было. Всё было написано у него на лице. То, что она натворила и навлекла на свою голову, – это было слишком. Мулан огорчила его.

Улыбка мгновенно исчезла с её лица.

Мулан сидела позади Сиу и рассеянно расчёсывала длинные чёрные волосы сестрёнки. Сидевшая перед ней малышка задумалась о чём-то своём. Мулан молчание не смущало. Её собственные мысли галдели и кружили, словно перепуганные пичужки.

Перед глазами стояло разочарованное лицо отца. Это воспоминание затягивало её, словно кошмарный сон, от которого невозможно пробудиться, и она была вся как на иголках. Меньше всего на свете ей хотелось огорчить отца. Но ведь у неё не было выбора. Не было, повторяла она сама себе. Отец никак не мог погнаться за курицей, с его-то больной ногой. Пусть батюшка и был героем войны, но из-за ранения он не мог осилить и половину деревенской работы, которую желал бы переделать. Мулан просто хотела помочь.

Но каким-то образом всё повернулось совсем не так.

– Мулан?

Тихий голос Сиу оторвал Мулан от мрачных раздумий. Её рука замерла, и расчёска остановилась над волосами Сиу. Мулан ждала, что скажет сестра.