Хотя её положение приносило ей почёт и привилегии, сваха была женщиной мелочной и склочной. Всякий раз, как она выходила из собственного дома (а, надо сказать, делала она это не часто), всё вокруг встречало её угрюмое осуждение. Мулан не раз случалось разворачиваться и идти в обратную сторону, лишь бы избежать неодобрительного взгляда толстухи. И даже Сиу, впрочем, будучи совсем малышкой, не понимавшей, что к чему, однажды ляпнула, мол, вот ведь нечестно, у такого красивого дома – и такая безобразная хозяйка.

Да, сваха была придирчивой каргой с отталкивающе хмурым выражением лица, но судьба Мулан была в её руках.

Представив Мулан Фун Линь, матери её предполагаемого жениха, сваха кивком велела всем сесть. Мулан и её родные немедля сели. В бесконечный миг тишины, воцарившейся в маленькой комнатке, Мулан ужасно захотелось вытереть потные ладони хоть о какую тряпку. Она знала, что ей полагается сделать. Разлить чай. Показать, что она достойная пара сыну Фун Линь. На словах это казалось так просто… если бы только у Мулан перестали дрожать руки.

«Будь безмятежной, – напомнила она сама себе. – Помни, что говорила Сиу: просто представь себе, что ты делаешь что-то привычное, любимое. Просто налей чай в чашки. Это всё, что от тебя требуется».

Мулан медленно протянула руку и взяла хрупкий фарфоровый чайник. Когда исходящая паром струя полилась в изящные чашечки, не пролив ни капли мимо, она только что не услышала, как облегчённо обмякли плечи матушки.

Явно также удовлетворённая, сваха проговорила:

– Тихая. Сдержанная. Грациозная. Эти качества мы видим в хорошей жене. – Она смолкла и поглядела прямо на Фун Линь. Женщина, чей взыскательный взгляд Мулан ощущала, как острие кинжала, не шелохнулась и даже не моргнула. Её глаза впивались в Мулан, с неослабным вниманием следили за каждым движением девушки. – Эти качества мы видим в Мулан.

«Будь безмятежной, – повторяла себе Мулан. – Безмятежной. Будь безмятежной, даже если эта женщина и кажется тебе ужасной, и сын у неё наверняка тоже ужасный, и он будет смотреть на тебя таким точно ужасным взглядом всякий раз, как ты сделаешь что-то не так, – иначе говоря, постоянно. Потому как, признайся, ты не тихая, не сдержанная и не грациозная». Оборвав себя, Мулан поставила чайник и взялась за сахар. Она кожей чувствовала, что все за столом смотрят на неё.

– Считается, – продолжала сваха, нимало не смущённая бесстрастным взглядом Фун Линь, – что жена, прислуживая мужу, должна хранить молчание. Она должна быть невидимой. – Тут она остановилась. Её глаза вперились в Мулан, выискивая малейшую дрожь, тишайший выдох. Мулан молчала.

Положив последний кусочек сахара в последнюю чашку, Мулан вернулась на своё место. Она справилась. Не пролила ни капли. Ничего не напутала. И всё же она не могла вздохнуть с облегчением. Пока не могла.

– Семья Фун со всем почтением подносит семье Хуа этот чудесный чайный сервиз, – продолжала сваха, и глаза её одобрительно блеснули. – Дар от императорской семьи.

Мулан, Ли и Сиу благодарно склонили головы. По традиции, сваха не должна раскрывать обстоятельства жизни будущих родственников, однако ж можно получить осторожный намёк. И Мулан, глядя на прекрасный чайник, стоящий перед ней на столе, понимала, что семья Фун Линь зажиточная, уж по меньшей мере богаче, чем её. Роспись на чайнике в доме Хуа давно выцвела, а чашки и вовсе были все разные. Этот новый сервиз будет стоять на их затёртых полках. Мулан нужно быть безупречной. Семья немало выиграет от её брака с успешным мужчиной. Необходимо, чтобы всё удалось.