– У меня тоже, – сказала Анжелика. – Только продавцы и покупатели. И муж, сосед по шалашу.

– Я ничего не смыслю в людях! – произнес Вольф с ожесточением. – Они для меня – функции, я не вспоминаю о том, что у каждого из них есть не только настоящее, но прошлое и будущее! Ко мне пришли двое, они хотели мне помочь, а я принял их за прохвостов, преследующих свою мелкую выгоду! Каждый день я видел вас на лестнице, но никогда не думал о вас иначе как о продавщице овощного магазина и жене люмпена! Мне и в голову не приходило, что вы двигались по жизни тем же путем, что и я, но мы трагически разминулись на каком-то перекрестке. Нужно что-то менять!

– Да нужно ли?

Анжелика шла к нему через всю комнату, а ему казалось – плыла, потому что у него кружилась голова, вокруг рушились стены, проваливался в преисподнюю пол под банкеткой, раскалывался и возносился в безвоздушное пространство потолок. Анжелика подошла совсем близко, ладошкой провела по его щеке, осторожно коснулась боевой раны возле глаза.

– Больно? – спросила она тихонько.

– Ничего. Иногда бывает полезно испытать боль – впервые за много лет…

– Это воскресенье, – шептала Анжелика, гладя его по голове. – Сумасшедшее воскресенье. Все кувырком, потому что мы изо всех сил стараемся воскреснуть для новой жизни. Такой уж это день. И ничего-то у нас толком не выходит… Вот оно закончится, и все пойдет, как и шло. И ничто не изменится.

– Я так не хочу, – бормотал Вольф. – Я хочу, чтобы изменилось. Я жил неправильно. Я спутался с дурной компанией… империей Моммр… звездное эхо… обратная связь…

Он чувствовал себя маленьким и слабым. Ему было жаль себя, несчастных роллитян, жаль всех несчастных и обездоленных во Вселенной. Жаль – и много больше, нежели просто жаль – Анжелику. Ему хотелось плакать, отчего – он не понимал, хотя еще недавно ему мнилось, будто он понимает все на свете.

«Анжелика, что вы станете делать, если я скажу вам, что люблю вас?» – «Ничего не стану делать. Просто не поверю. Так не бывает». – «А вы знаете, как бывает?» – «Наверное, знаю». – «Нет, не знаете. И никто не знает». – «Но вы этого не скажете. Потому что я замужем. И сейчас пойду домой, к мужу». – «Я скажу. Только соберусь с силами – и скажу. А потом идите куда угодно». – «Зачем вам это?» – «Это всегда незачем…»

Где-то на другом краю плоской Земли аварийной сиреной взвыл телефон. Вольф вздрогнул и открыл глаза. Анжелика тоже вздрогнула и отстранилась. «Зачем? Ну зачем он звонит? Я ни с кем не хочу разговаривать, кроме нее».

Вольф поднялся, прошел к телефону, снял трубку.

– Олег Олегович? – спросил кто-то малознакомый.

– К вашим услугам.

– Это Дедушев. Тот самый. Я прошу вас о встрече, прямо сейчас. Дело чрезвычайной важности. И прихватите с собой прибор. Он, должно быть, сильно вас стесняет.

– Я не могу… сейчас.

– Потом будет поздно. Приходите в парк Бессчастного, к ротонде. Я жду вас…

В трубке запищало.

Вольф беспомощно обернулся к Анжелике.

– Мне надо уйти, – сказал он. – Ненадолго.

– Конспиративная встреча? – спросила она с вымученной улыбкой.

– Я прошу вас, – промолвил Вольф. – Нет, умоляю. Дождитесь меня здесь. Я еще не все сказал вам. И потом, – он собрал остатки душевных сил, чтобы соврать более или менее правдоподобно, – я потерял ключи от квартиры, а за ней нужен постоянный присмотр.

Дедушев сидел посреди парка культуры и отдыха имени Бессчастного на свежеокрашенной скамейке в тени облупленной ротонды, памятника архитектуры прошлого, а то и позапрошлого века. Он курил, вернее – пытался это делать, должно быть, впервые в жизни. Дым валил из него, как из паровоза.