Кто бы пищей земною насытил живот.
Зря кичишься, что вышел из бед невредимым:
Будешь недругом съеден и ты в свой черед.
Взахлеб вино любви (все прочее – вода)
Я пью с огнем в крови, не ведая стыда.
Так жадно, долго пью, что спрашивает
встречный:
«Откуда, жбан вина, бредешь ты и куда?»
Все, что тебя неволит и гнетет,
Не сваливай на бедный небосвод.
Он – раб, и то свершает, что Всевышний
Ему велит, а не наоборот.
Виночерпий, цветы, что пестрели в лугах,
Потускнели, истлели, рассыпались в прах.
Веселись же, покуда пурпурные чаши
Полыхают под солнцем на сочных стеблях!
Один к фиалке попадает в плен,
Другой – к тюльпану, в жажде перемен.
А мне милей – бутон стыдливой розы,
Что подбирает платье до колен.
Творец, создавший бытия изнанку и лицо,
смирил
Прыть недруга, с которым я вчера,
как с другом, говорил.
Черпак из тыквы – мне твердят —
быть мусульманином не может.
Но как ты назовешь того, кто эту тыкву
сотворил?
На землю в ярости пролей кровь тех,
чья совесть коротка;
Кровь нечестивцев и вралей, что греют
жирные бока;
И лицемеров, чьи слова пусты, раскаянье
фальшиво.
Но крови девственной лозы не проливай
и полглотка.
Мне не набрать мгновений, когда я трезв
бывал.
Ночь предопределений я спьяну прозевал:
Припав губами к чаше, держа кувшин за горло,
Прижавшись грудью к жбану, я храпака давал.
Я к вину не рискну прикоснуться в шабан.
И в раджаб я себе послабленья не дам.
Ибо месяцы эти во власти Аллаха.
Но уж как я потешу себя в рамадан!
Доколе будешь низости людской
прислуживать, ничтожный человек,
И, прилипая к пище день-деньской,
как муха, коротать недолгий век?
Уж лучше, не имея ничего,
голодным быть, чем должником извечным.
И лучше кровью сердца своего
питаться, чем жевать чужой чурек.
Я приму и шипы, если роз
не достанется мне.
Свет с небес не сойдет – я готов
размышлять при огне.
Коль Всевышнего я не найду ни в мечети,
ни в церкви, —
Веры в сердце моем мне достаточно будет
Конец ознакомительного фрагмента.
Продолжите чтение, купив полную версию книги
Купить полную книгу