Пот щекотал ему скальп, щекотные капли скатывались по лбу. Он остановился, переводя дыхание, пытаясь думать сквозь боль. Всю свою жизнь он думал только о том, что хотел сказать сам, не уделяя ни единой мысли тому, что от него хотели услышать.
– Стены… больше нас не защитят! Только единство! – Во имя мертвых, весь зал плыл перед его глазами. – Те, кто получил великие привилегии, должны быть готовы идти на большие жертвы!
Им нужен какой-то благородный жест. Лео оскалил зубы:
– Поэтому… я отказываюсь от приставки «дан» в своем имени! Я отвергаю ее! Я вырываю ее с корнем! Мы все должны… быть равными!
Без сомнения, теперь ему хлопали – это была настоящая овация. Люди вставали с мест. Кто-то орал: «Молодой Лев!», снова и снова. Казалось, ушла целая вечность, прежде чем Лео смог повернуться, пошатываясь на единственной ноге, вцепившись в липкий от пота костыль ноющей рукой. Ишер, Хайген и остальные лорды смотрели на него с немалым беспокойством.
– Я уверен, что мои товарищи… те, кто прежде сидел в Открытом совете… с радостью последуют моему примеру. По крайней мере, я… – Он собрал все силы для последнего рывка и проревел срывающимся голосом прямо в купол: – Не могу представить титула более гордого, чем «гражданин»!
Бешеные аплодисменты и топот ног с галереи для публики, казалось, слились с его грохочущим сердцем, с пульсирующей болью в обрубке ноги. Он с трудом мог расслышать то, что говорит Ризинау:
– Несомненно, Ассамблея желает поблагодарить Молодого Льва за его жертвы во имя Великой Перемены! Всех нас не может не вдохновлять то, что он так скоро оправился от своих ран и вернулся на службу нации. Пусть стены Агрионта будут разрушены! Нам, тем, кто обладает властью, больше нет нужды отделять себя от народа. – Ризинау шлепнул по столу пухлым кулаком. – Мы сами народ!
Снова аплодисменты. Еще один колеблющийся, неверный полушаг-полупрыжок, и Лео рухнул на переднюю скамью. Ишер подхватил его под руку, хлопнул по спине, маша рукой в направлении галереи, и яростно прошипел сквозь застывшую на лице улыбку:
– Мы на это не соглашались!
– Ничего, согласитесь.
Лео было глубоко наплевать на неудобства, которые он причинил этому трусливому червяку. Ему было вполне достаточно собственных.
– Когда вы потеряете руку и ногу, – прорычал он, сжимая пульсирующую культю, – кусочек вашего имени не покажется такой уж большой жертвой.
Броуд стоял в военном мундире, который поклялся больше никогда не надевать.
Теперь его звали «капитан Броуд» – черт возьми, кто бы мог подумать! Интересно, что сказала бы на это Лидди. Скорее всего, спросила бы, какого черта он тут делает. Хотел бы он сам это знать… Он не напрашивался на это. Даже не соглашался. Но и не противился, когда это произошло.
– Символы обладают могуществом! – Снова тот треклятый писатель, Суорбрек, только что пену со рта не роняет от увлеченности. – И статуи на аллее Королей являются самыми могущественными символами из всех! Неужели представители народа будут обязаны каждый день проходить в буквальном смысле под стопами таких угнетателей, как Гарод Великий или маг Байяз? О нет! Я скорее отдам свою жизнь – отдам ее на эшафоте, где столько мучеников погибли от лап инквизиции, – чем еще хоть день буду смотреть на такой позор!
– Гражданин Суорбрек желает дать людям свободу, – пробормотал Бринт, каким-то чудом преобразовавшийся за несколько недель из лорд-маршала при старом режиме сперва в заключенного изменника, а затем в генерала Народной Армии. Подобные взлеты и падения нынче можно было видеть в Адуе повсеместно.