Если предположить, что Плетнев отправился в командировку как раз в связи с этими муравьями, значит, отправили его слишком поздно… Или… для того, кто его отправил, важнее было выявить связь секретной лаборатории с Москвой. Так или иначе, времени на раздумья не было.

Дорогин, еще раз обдумав всю ситуацию, понял, что судьба дала ему в руки карт-бланш. И начинать стоит с того студента, который забыл в их подъезде рюкзак. Поэтому Муму решил вновь оседлать своего железного друга.

Но, выходя из подъезда, он на всякий случай решил проверить почту. Заглянул в почтовый ящик и, кроме обычных ярких, лоснящихся рекламных листовок, обнаружил телеграмму.

Чтобы не смущать пристально взглянувшего на него вахтера, Муму решил прочитать телеграмму на улице. Текст ее кому-то показался бы более чем странным. Но Дорогин понял сразу, что это шифровка, отправленная Плетневым. А в ней информация, которая нужна не только и не столько ему, Дорогину, сколько тому, кто курирует операцию. У Плетнева на одном из почтовых отделений был свой ящик, который теперь его непосредственный куратор проверяет два, а то и три раза в сутки. Ящик этот Дорогин знал еще со времени их совместной командировки. Поэтому первое, что он должен был сделать, прежде чем начать свое собственное расследование, – это доставить телеграмму в почтовый ящик Плетнева, чтобы вечером его куратор мог забрать ее. Однако Муму понимал, что текст Плетнева вряд ли кто расшифрует быстрее, чем он. Ведь им не раз приходилось составлять шифровки. Муму, как никто, знал, как именно любит шифровать его соратник. Поэтому Муму не поехал сразу на почтовое отделение, где был почтовый ящик, а, зайдя в соседнее кафе и заказав кофе, еще раз перечитал телеграмму:

«Мамочка. В пути меня не тошнило. Ленины таблетки помогли. Санаторий советский. Торгуют здесь всем. Так что не голодаю. Профессор Леонид Прокофьевич со мной вежлив. Твоя Настя».

Плетнев, похоже, сообщал свое местонахождение. Если он начал телеграмму со слова на «М», значит, местонахождение нужно искать в первых словах. Получалось, он находится в «пути Ленина», то есть в «Пути Ильича». И это не колхоз, а санаторий советский. И из Москвы туда приехал некто профессор Леонид Прокофьевич. И еще там есть какая-то Настя. Подумав, Муму решил облегчить работу куратору Плетнева и написал с другой стороны телеграммы: «Бывший советский санаторий “Путь Ильича”». О профессоре Леониде Прокофьевиче он ничего не написал, потому что сам не до конца понял, к чему эта информация.

Допив кофе, Дорогин, поймав несколько восторженных взглядов сидящих в кафе девушек, которых завораживал его байкерский прикид и мотоциклетный шлем, вернулся к подъезду Плетнева, сел на мотоцикл и направился сначала к почтовому отделению, где находился ящик для секретной информации Плетнева.

Машин и людей на улице было немного.

Может, это время было такое, послеобеденное, а может, действительно москвичи и гости столицы, напуганные эпидемией нового свиного гриппа и появившимися в Москве неизвестными насекомыми, старались лишний раз не выходить на улицу. Во всяком случае, до почты, по случайному совпадению расположенной неподалеку от его собственного дома, он добрался без приключений. Своего железного коня Муму припарковал у подъезда.

Не снимая шлема, Муму зашел на почту, вбросил телеграмму в почтовый ящик и отправился к себе домой. Он давно заметил, что иногда полезно хотя бы на несколько минут сбавить ритм и пройтись пешком. За последние сутки он ведь в буквальном смысле был втянут в водоворот событий, новые факты наслаивались один на другой, не давая ни малейшего шанса включить интуицию, или, как любил говорить один из его друзей, дальнюю память.