В общем, засада полная.
В отделение полиции я еду вместе с родителями – это несмотря на то, что мне уже есть восемнадцать. Следователь допытывается до каждой мелочи, и я выкладываю ему всё, как есть, потому что ненавижу, когда мне врут, а потому никогда не вру сам. Да там и рассказывать особо нечего: в интересующий его момент времени я уже был в полном астрале и нихрена не помнил.
Как итог – пять лет лишения и двести тысяч компенсации за моральный ущерб. Никак, захотела из меня денег вытянут, дрянь...
До суда меня отпускают под залог; первое, что я вижу, выйдя из кабинета – лицо этой самой дряни, которая прижималась к парню.
Очевидно, тому, который ей изменял.
Фыркаю и устремляюсь прямо к ней. Девушка меня замечает, и взгляд её становится каким-то затравленным. Если она таким способом пытается надавить на мою жалость, то ничего не выйдет.
Я взглядом обещаю ей «сладкую жизнь», потому что даже в неадеквате я ни за что не тронул бы девушку без ей согласия. А уж если я при этом ещё и на ногах не стоял, то ни о каком половом контакте не могло идти и речи. По крайней мере, с моей стороны; а если смотреть на ситуацию под таким углом, то возникал вопрос, кто именно из нас жертва насилия.
Выхожу под палящее солнце и попадаю прямо в «кольцо»: у входа меня стерегут парни, причём полным составом. На Лёху смотреть было жалко: не парень – бледная тень от прежнего Шастинского. Но сейчас он хотя бы твёрдо стоял на ногах.
Мы все вместе едем ко мне – думать, как исправить ситуацию; в то, что я не виноват, поверили и родители, когда научились слушать. На моё счастье решение проблемы пришло быстро: мы поехали в этот злосчастный клуб и направились прямиком к его владельцу. Предоставлять видео с камер наблюдения тот «вежливо» отказался, но отец пообещал ему годовой абонемент на бесплатное обслуживание тачки, если тот согласится.
И тот не подвёл, да и вообще оказался мужиком что надо.
Спускаемся в кабинет к начальнику охраны, и тот прокручивает нам плёнку до того момента, где незнакомка – а имён друг другу мы так и не назвали – подхватывает меня за руку, и мы, пошатываясь, шагаем куда-то в сторону туалетов. Того, что было дальше, никто никогда не узнает, но это и не было суть важно: того, что девчонка пошла добровольно, вполне хватит для очистки моей совести и доброго имени.
Я уже собирался было отвернуться, когда на экране показалось ещё одно знакомое действующее лицо: сметая всё и всех на своём пути, в сторону туалетов устремляется тот самый парень, к которому в участке прижималась девушка.
Рука инстинктивно потянулась к гематоме на скуле: ах ты сукин сын, вот откуда она взялась!
Ещё примерно через пару минут он вновь появляется на камерах, в этот раз волоча девушку за руку за собой; ещё через полчаса на камерах появляюсь и я – ушатанный в прямом смысле этого слова. Вот ко мне подходят мои парни, которые пили гораздо меньше, чем увлёкшийся этим делом я; Макс закидывает мою руку на своё плечо и тащит меня на выход на буксире.
Занавес.
Тихо охреневая от увиденного, получаю на руки копию видеозаписи, и мы расходимся по домам, договорившись встретиться завтра.
Наша следующая встреча с клубной незнакомкой состоялась на следующий же день: я приехал в отделение, заявив, что у меня есть доказательства моей непричастности, и попросил вызвать эту стерву сюда. Она приехала через сорок минут – в компании всё того же героя, подпортившего мой фасад.
– Иди-ка сюда, – подзываю её к себе, и девчонка бледнеет. – Надо поговорить.
Её верный Цербер порывается пойти следом, но по выражению моего лица девушка понимает, что третьему лицу в нашем разговоре не место, и просит его подождать её снаружи.