В рядах творилось невообразимое. Вскрикивали, орали, прыгали, визжали до хрипоты. Волк, улыбаясь от уха до уха, отступил на два шага, вскинул окровавленный меч. Красные капли падали на обнаженную руку. Одна упала на лицо, Волк слизнул ее, язык был красный и влажный, как у зверя.

Несчастный, потеряв мужество при виде ужасной раны, побежал через весь ток к чернеющему входу. Кишки при беге выпали, волочились за ним. Наконец он наступил, поскользнулся, упал вниз лицом, вызвав новый взрыв ликования, смеха, восторженных воплей.

Второй побелел, но, даже оставшись один, не отступил, бросился на Волка. Он отшвырнул щит, мечом размахивал как безумный, уже не заботясь о защите.

Впервые Волк вынужден был отступить под градом ударов. Ликующие вопли стали затихать, в рядах наступило затишье. Волк ощутил, что теряет симпатии, выругался, остановился, приняв ряд ударов на щит, затем коротко и страшно ударил наискось.

По рядам пронесся вздох, что перешел в вопль. Вопль восторга и отвращения разом. Меч Волка срубил левое ухо и половину лица противника. Она отвалилась, обнажив неимоверно длинные зубы, ибо десны тоже были срезаны лезвием, но не упала, а повисла на нижней челюсти, колыхаясь и разбрызгивая кровь.

Оглушенный ударом и болью, воин выронил меч, слепо сделал два шага. Волк, хохоча, взмахнул мечом и под крики срубил второе ухо, а лезвие точно так же срезало щеку, что повисла кровоточащим ломтем шириной с ладонь взрослого мужчины. Белые зубы сразу залило кровью, ее алые струи заливали шею, грудь, стекали по ногам и забрызгивали золотой песок.

Волк вскинул руки, взревел:

– Маржель!!! Прими от меня.

Ему опустили лестницу, он неспешно поднялся и сел рядом с белесым человеком, в котором Мрак узнал хозяина лодки Кажана. Лестницу убрали, народ шалел на рядах, вскакивал, орал, ибо на току ползали двое: за одним волочились сизые внутренности, а другой казался уродливым до смешного – щеки висели по бокам, как два ярко-красных языка, а из-за обнажившихся зубов казалось, что несчастный смеется. Это доводило толпу до неистовства: орали, падали от смеха под скамьи, сучили ногами, хватались за животы, от хохота не могли выговорить ни слова.

Рядом с Мраком кто-то ругнулся:

– Все мы – твари, но эта тварь… подлая!

Мрак покосился на смуглого невысокого мужчину, тот неотрывно следил через решетку. Кулаки сжимались и разжимались. Не такие огромные, как у Мрака, но без капли жира, сухие и с белыми костяшками.

– Почему? – буркнул Мрак.

– Не дал им легкой смерти.

Мрак кивнул. Да, одно дело убить, на этом мир держится, все едят друг друга, но изгаляться – не по-мужски. Сильные так не поступают. А мужчина обязан всегда быть сильным.

– Насыпь ему на хвост соли, – посоветовал он.

– На хвост? – переспросил тот, не поняв.

– Ну да. Что у тебя, хвоста нет?

Тот коротко усмехнулся, отвел взгляд от залитого кровью тока. Там уже появились слуги с крючьями. Глаза куява были синие, холодные. Он скользнул взглядом по недоброму лицу Мрака:

– Кто-нибудь насыплет. Непобедимых нет. Тебя как зовут?

– Мрак.

– Мрак? Таких имен нет. Говорят, ты из Леса?

– Пусть говорят.

– Но ты в самом деле слав?

– Я – гиперборей.

Мужик улыбнулся:

– Я – куяв. Ладно, Мрак, увидимся…

– Это уж точно, – согласился Мрак невесело.

Куяв снова смерил оценивающим взглядом его могучую фигуру:

– Может быть, ты и попробуешь насыпать ему своей соли…

– Я? – спросил Мрак, чувствуя в словах куява недоговоренность.

– Если победишь.

– А что тогда?

– Ты не знаешь?

– Я не здешний.

В глазах куява блеснула насмешка:

– Волк выйдет на ток еще раз. В конце. Он всегда дерется с победителем. Он говорит, что оказывает тому честь погибнуть от руки свободного человека.