Когда зверь насытился, решетку подняли. Зверь ухватил остатки добычи и стремглав ринулся в темноту. Едва за ним с лязгом упала решетка, выбежали слуги с ведрами воды, быстро полили, смыли кровь, разбросали золотистый песок, прикрывая кровь там, где впиталась в землю.

Наверху лениво переговаривались. Большинство тянулись к единственной скамье, над которой устроили навес от солнца и дождя. Там расположились самые богато одетые люди, среди них Мрак рассмотрел немало женщин. Они хуже мужчин, подумал он с отвращением. Нет гаже зрелища, чем пьяная женщина, нет страшнее человека, чем озверевшая женщина. А здесь они орут, верещат, прыгают, срывают платки и рвут на себе одежду.

Послышались шаги. Подошли еще двое, смотрели сквозь решетку с ужасом и отвращением. Тот, которого звали Зализняком, сплюнул через прутья:

– Богато живут, сволочи.

Второй промолчал, и Мрак угрюмо согласился:

– Богато.

– Не на одежку смотри, – заметил Зализняк наставительно. – Это что… А вот что тратятся на развлечения! Жизнь везде нелегкая, но где-то человек так напашется, что падает замертво до утра, а на рассвете снова копает, рубит, пашет, и так до поздней ночи, только бы прокормить семью. А здесь успевают и отдохнуть.

– Это отдых? – ощетинился Мрак.

Зализняк засмеялся:

– А ты посмотри их глазами. Волхвы могут получать удовольствие в спорах, а простой народ? Он везде одинаков. Всяк любит смотреть, как бьют другого, а не его. А за то, что бьют насмерть, за кровь и отрубленные головы, можно еще и заплатить… Потому и говорю, что живут неплохо. Даже веселятся.

Другой невольник сказал безнадежно:

– Я драться не буду. Зачем? Отсюда не выйти. Мы будем убивать друг друга в этой яме, а они будут плевать на нас.

– И дашь себе перерезать горло, как овца?

Тот огрызнулся:

– А что? Лучше умереть, забавляя этих скотов? По крайней мере, не доставлю им радости.

Зализняк покачал головой:

– А я буду.

– На потеху врагу?

– Да нет, не потому… Помню, дед мне рассказывал старую притчу. Две лягушки как-то упали в кувшин с молоком. Края высоко, поплавали-поплавали, устали, выбраться не удается. Одна, измученная, говорит: «Все равно выбраться невозможно. Чего зря барахтаться?» Сложила лапки и утонула. А вторая, то ли дурнее, то ли упорнее, все плавала, плавала от края к краю, измучилась так, что уже не соображала, что делает, но заставляла себя через силу плавать, плавать… И когда уже силы полностью покинули ее, она начала тонуть, вдруг ее лапы наткнулись на что-то твердое!

– Э-э-э, – сказал Мрак предостерегающе. – Где-то соврал. Почему ж первая лягушка не наткнулась?

– А потому, что тогда этого комка масла еще не было. Его сбила лапками вторая лягушка, когда без устали месила молоко. А теперь она взобралась на этот комок перевести дух, масло ведь всегда плавает наверху, отпихнулась лапами и – выпрыгнула!

Невольник отмахнулся с безнадежностью:

– Мы не лягухи…

Шаркая ногами, он потащился обратно. Не жилец, подумал Мрак без сочувствия.

– А ты? – спросил Зализняк.

– Мне на роду написано не дожить до первого снега, – отозвался Мрак. – Так что мне все одно. Но, конечно, горло под нож не подставлю. Не смогу.

Сзади послышался топот множества ног. Из темного туннеля появился полуобнаженный человек, за ним шли, выставив копья, стражи. Оттеснив Мрака и Зализняка, быстро подняли решетку и вытолкнули невольника на ток. Пока тот щурился, ослепленный солнцем, ему вслед швырнули деревянный щит и палицу. Решетку тут же с грохотом опустили.

Мрак и Зализняк снова прильнули к бронзовым прутьям. С той стороны тока, где скрылся зверь, медленно разгибал спину широкий в плечах мужчина. По тому, как держал сильно изогнутый меч в левой руке, а щит в правой, Мрак понял, что до плена наверняка был воином.