– А? – Бабушка отложила в сторону вязальные спицы и посмотрела на девушку. – Еще чаю налить? Так я сейчас…

– Да сиди, сиди, – улыбнулась Марта. – Я скоро лопну уже от твоих угощений.

– Еще чего! Посмотри, какая худышка! Вас совсем не кормят, что ли, в этой вашей школе?

– Кормят, бабуль, кормят.

Марта даже поморщилась, вспомнив меню школьной столовой. Будущих воинов кормили как на убой. Пища была сытной, но совсем невкусной. То ли дело еда, приготовленная бабушкой…

– Ты мне лучше скажи, а что сейчас в деревне с нежитью?

– А что с ними? – нахмурилась старушка.

– Ну… Заходят иногда или вообще здесь не появляются? Как ведут себя? Что люди говорят?

– Ой, – махнула рукой бабушка и снова взялась за спицы, – мы же с ними всегда мирно жили, чего нам с ними делить? А вот в Озерках, ну, помнишь, наверное, это соседнее село, как ехать по дороге в сторону водокачки, а на перекрестке…

– Да помню я Озерки, бабуль. Так что там случилось-то?

– В прошлом году, что ли… А может, и в позапрошлом, не припомню уже… В общем, влюбилась водяная девка в парня одного, да и утянула его на дно. Это уже потом узнали, что он ей сам проходу не давал – все выглядывал ее да выслеживал, вроде как даже замуж звал. А люди-то разбираться не приучены – вот и озлобились они тогда на нежить. По лесам, по полям, по озерам пошли их ловить да бесчинства всякие устраивать. Кто-то даже из Стрижгорода приезжал, чтобы побоища не допустить.

– Ну и чем закончилось? – нетерпеливо заерзала на стуле Марта.

– А ничем. В Озерках на въезде в деревню знак повесили запрещающий – и все. Знаешь, наверное? Сейчас решением общего собрания можно запретить нежити в деревнях появляться.

– Да, знаю, – кивнула Марта, – в Лёдсбурге уже давно этот запрет ввели.

– Так и у нас хотели после всей этой истории то же самое сделать, – вздохнула бабушка. – Мол, если вводить запреты, то всем деревням сразу.

– И что, ввели?

– Конечно, нет. А зачем со всеми ссориться из-за одного дурачка, который, считай, по собственному желанию утопился. От них же тоже польза есть.

– Какая еще польза? – вскинула брови Марта.

– Ну как? Рыбаки наши с водяным народом торгуют. Хлебушек, зерно на рыбу меняют. Оборотней иногда на выпас коров нанимаем. Конечно, не все сговорчивые, есть и дикие. Но мы к ним не лезем, а они к нам не суются.

Марта поставила кружку на стол и, поднявшись со стула, подошла к окну.

– Прям вот никто не вредит?

– Я же говорю, внучка, разные есть. Вот, к примеру, на Гнилом болоте поселилась болотная тварь. Года три уже там хозяйничает. Ты, наверное, их нравы знаешь – с этим народом договориться никак нельзя. Не только люди, но и сами неживые с тех пор это место гиблое стороной обходят. К ней в лапы попадешь – пиши пропало.

– Утащила уже кого-нибудь?

– А кто ж знает? – пожала плечами старушка. – Прошлым летом мельник наш пошел в лес грибы собирать, да так и не вернулся. Поди знай – куда он пропал? Может, и она к себе прибрала, а может, и нет. У нее же не спросишь.

– Ну почему же не спросишь? – вполголоса проговорила Марта, не отрывая взгляда от леса, ровной стеной возвышавшегося на краю деревни.

– Чего говоришь, внучка?

– Да ничего, бабуль, ничего, – улыбнулась девушка и обняла старушку. – Как же я рада, что к тебе приехала!

Бабушка засмущалась и, опустив взгляд, засмеялась почти беззвучным старческим смехом.

– Я уж думала, что и не увижу тебя больше, Марточка. Как уехала в свой Лёдсбург, так и пропала.

– Бабуль, я же тебе письма писала. Ты получала их?

– Да что эти письма? – махнула та рукой. – С письмами разве посидишь вот так на кухне? Чаю с ними разве попьешь? Что от них толку?