В секцию фигурного катания меня отвели в общество «Динамо» – совсем рядом, под арку – тогда это было модно, как бы сказали сейчас – в тренде. В теплое время лед заменяли залом ритмики – все как в балетной школе: трико, забранные под ленту волосы, станок и зеркала вдоль стены.

Каток я любила больше, чем зал, наверное, потому, что всегда обожала морозец и снег, хорошую зиму. И уж точно заниматься фигурным катанием было куда веселее, чем долбить этюды Черни и Гедике.

Мои школьные подружки, близнецы Лорка и Инка, жили в отдельной квартире. А под их окнами, почти около подъезда, находилось кладбище. Вернее – его остатки. Чтобы быстрее добраться от метро, нужно было пройти сквозь него. А вскоре кладбище решили перенести. Обнесли его высоким забором, согнали солдатиков. Мы, освободившись после уроков, мчались туда, чтобы повиснуть на шатком заборе. Было страшновато, но интересно. Солдатики вынимали остатки гробов и останки людей – остовы скелетов, разваливающиеся части черепов, а мы, дураки, вглядывались, пытаясь разглядеть что-то интересное. Что, господи?

На месте этого кладбища соорудили, представьте, парк. Но популярностью он не пользовался – только если у местных алкашей и маргинальных парочек, ищущих уединения. Гиблое место.

Были, конечно, мечты. Я, например, мечтала о чешских белых ботинках для фигурного катания. Но стоили они ужасно дорого – рублей двадцать пять. И однажды моя мечта сбылась – приехал какой-то незнакомый дяденька, по версии мамы, наш дальний родственник. Родственник почему-то пошел со мной и беременной мамой на каток в «генеральский» двор, внимательно наблюдал за моими экзерсисами, а потом и вовсе расщедрился – купил мне в «Смене» эти самые белые чешские коньки за двадцать пять рублей. Я удивилась такой щедрости и вниманию, вопросительно посмотрела на маму, а она беспечно махнула рукой: купил – и радуйся! Родственник все-таки. Родственник этот оказался моим отцом, но это поняла я чуть позже, сопоставив некоторые факты своей биографии и семейной истории.

Конечно, мы тайно влюблялись. Например, в старшеклассников и в хулиганов. Критерии были такие – или красавец, или отпетый двоечник. Иногда совпадало. В меня был влюблен главный хулиган района – Димка Турчинин. Уже в те годы у него не хватало зубов – видимо, были утеряны в драках. Он мне не нравился, но было приятно находиться под его защитой.

Там, на Соколе, в Поселке художников, в старом роддоме номер шестнадцать, у меня родилась младшая сестра. Помню, как бегала туда после школы – весна, тепло, и мама в окне – мы машем друг другу. Помню и свою страшную гордость – младшая сестра была только у меня, и ни у кого больше. Коляску с младенцем покатать доводилось не всякому – проходили строжайший отбор и фейс-контроль. Не шутки же, право слово, – любимый младенец.

На лето снималась дача – непременно. Наплевать на кредит за инструмент, наплевать на мамин декрет. Дача должна быть – и точка! Как девочки будут проводить лето в пыльном и душном городе? Невозможно. В основном жили в комнатушках на втором этаже – первый был значительно дороже. Валентиновка, Зеленоградская, Ильинка. Шаткая лестница, две комнатки под покатой крышей – в одной мы с сестрой и бабушка, а в другой – родители. Под лестницей, на табуретке, двухконфорочная плитка, подключенная к газовому баллону, – отдельной кухни, конечно, не было. Баллоны на газовых пунктах меняли родители. И там, на этом квадратном полуметре, бабушка моя, вечная труженица, варила борщи, жарила котлеты и даже пекла пирожки. И, конечно, варила варенье.