Но я все же передумала и в конце концов сделала генетический тест. Вот, что меня в этом убедило: доктор сказал мне, что, если мы будем знать генетический статус, ему будет легче включить меня в испытание препаратов против болезни Альцгеймера, а ведь мне это рано или поздно понадобится.

Результат не мог меня удивить. Зная семейную историю и симптомы, я должна была понимать, что имею ApoE4. Но когда доктор сказал мне об этом, я испытала настоящий шок и ужас; я испугалась, потому что точно знала, что́ меня ожидает.

У моего отца изменения начались, когда ему было за сорок. И через двадцать лет он заметно «сдал». Он перестал использовать сложные слова и редко шутил. Где-то на этом пути он потерял любовь к чтению. Он прекратил писать медицинские статьи. Его мозг уставал во второй половине дня, а потому он изменил рабочий график так, чтобы уходить из кабинета сразу после обеда. Как же это не походило на папу, с которым я выросла, который обычно работал по четырнадцать-шестнадцать часов в день. Его социальный мир сузился, а темы, на которые ему нравилось говорить, сократились до минимума. Затем наступила очередь вождения автомобиля. Оно стало провоцировать у отца тревожность. Он начал ездить исключительно в крайнем правом ряду. Поездка в новые места тоже стала огромной проблемой.

Я почти уверена в том, что в определенный момент жизни он понял: с ним что-то происходит. Но он предпочел оставить этот страх при себе. Да, так оно и было: он не хотел, чтобы кто-то переживал. Между тем в течение длительного времени мы, его семья, ни о чем не догадывались. Мы думали, что он просто устал, что это расплата за многолетнюю напряженную работу.

Затем, в возрасте шестидесяти семи лет, мой отец, человек, который всегда говорил, что будет лечить пациентов до 100 лет, решил, что пришла пора закончить медицинскую практику и переехать на соседнюю улицу. «Так будет лучше для твоей матери», – объяснил он.

К тому времени нам уже не нужно было спрашивать почему.

О своем генетическом тесте я рассказала лишь нескольким людям. В отличие от многих других заболеваний, о болезни Альцгеймера мало кто хочет говорить. Она становится будто клеймом, и я очень боялась, что, узнав, люди начнут сомневаться в моих способностях и суждениях. Что это означало бы для моего профессионального будущего? Но я все же поделилась секретом с близкой подругой, с женой брата, которая написала книгу о радикальных ремиссиях рака. Она была хорошо осведомлена о новых методиках лечения заболевания. Она сказала, что недавно натолкнулась на статью доктора Бредесена под названием «Лечение когнитивного упадка» (Reversal of Cognitive Decline), где говорилось о протоколе, который соблюдали десять человек с когнитивными нарушениями/или болезнью Альцгеймера и благодаря которому девять из них вылечились. Она отправила мне эту статью, и я впервые за все время обрела надежду.

Твердо настроенная задержать то, что я считала явным началом деменции – лучшее, на что я могла надеяться, – я решила соблюдать, как только могла, рекомендации доктора Бредесена, данные им для первой группы пациентов. Я подумала, что ничего не теряю и, если с помощью протокола я «куплю» время, чтобы побыть с мужем и детьми, это того стоит. Доктор Бредесен также писал в статье, что протокол «на самом деле хорошо», но не «идеально» подходит всем людям. Это мотивировало меня. Я помню свои мысли: «Не идеально, но на самом деле хорошо… Я могу попробовать».

И вот с того момента я начала делать следующее.

Я перешла на средиземноморскую диету