Но этот случай нисколько не умалил моего уважения к учителю. Я словно был от природы слеп к недостаткам людей старшего поколения. Позже я узнал и о многих других недостатках этого же учителя, но мое почтительное отношение к нему не изменилось, поскольку я научился исполнять приказы старших, а не анализировать правильность или неправильность их действий.

Два других случая из того же периода навсегда остались в моей памяти. Я тогда не желал читать ничего, кроме школьных учебников. Я исправно выполнял домашние задания, потому что не любил, когда учитель отчитывал меня за леность, и не хотел обманывать его. Мне кажется, я усваивал содержание урока, но зачастую не прилагал достаточно умственных усилий. А если даже основные уроки я не мог вызубрить как следует, то что тут говорить о дополнительном чтении. Но однажды мне на глаза попалась книга, приобретенная отцом. Это была «Шравана Питрибакти Натака» (пьеса о преданности Шравана своим родителям). Я прочитал ее с глубочайшим интересом. Примерно тогда же в наши края приехала труппа бродячих актеров. Мне довелось посмотреть сценку, в которой Шраван нес в корзинах на ремнях, переброшенных через плечи, своих слепых родителей к святым местам. Книга и сценка в исполнении актеров произвели на меня неизгладимое впечатление. «Вот пример, которому следует подражать», – сказал я себе. Вид родителей, горько и отчаянно оплакивающих смерть Шравана, все еще жив в моей памяти. Потрясающая мелодия из спектакля до такой степени тронула мою душу, что я стал играть ее на концертино, купленном мне отцом.

Аналогичный эпизод был связан с другой пьесой. Вскоре после вышеописанного случая я получил разрешение родителей посмотреть спектакль в исполнении одного драматического коллектива. Постановка «Харишчандры»[14] тоже покорила меня. Я мог бы без устали смотреть спектакль много раз подряд, но, разумеется, мне никто не позволил бы постоянно посещать театр. Вот только мысль о нем преследовала меня, и тогда я в одиночестве разыгрывал роль Харишчандры снова и снова. «Почему все люди не могут быть такими же правдивыми, как Харишчандра?» Этим вопросом я задавался день и ночь. Следовать истине и пройти через все испытания, выпавшие на долю Харишчандры, – так я сформулировал свою задачу. Я всерьез воспринимал историю Харишчандры как нечто происшедшее на самом деле. Мысли о нем часто вызывали у меня слезы. Теперь здравый смысл подсказывает мне, что Харишчандра никак не мог быть историческим лицом. Однако и он, и Шравана до сих пор настолько реальны для меня, что я уверен – я буду тронут, как и прежде, если перечитаю эти пьесы.

Сколь бы ни было велико мое нежелание писать эту главу, я знаю, что еще много горьких пилюль мне предстоит проглотить по ходу своего повествования. Я не могу поступить иначе, если провозглашаю себя служащим истине человеком, и потому болезненной необходимостью становится для меня поведать здесь о своей женитьбе в тринадцать лет. Когда я вижу сейчас тринадцатилетних подростков, находящихся на моем попечении, и думаю о собственной женитьбе, мне становится жаль себя самого, но я радуюсь за них, ведь они избежали моей участи. Не нахожу никаких моральных аргументов в поддержку настолько нелепо раннего вступления в брак.

Читатель не должен заблуждаться: речь идет о настоящем браке, а не о помолвке. Дело в том, что в Катхияваре существуют два разных обряда: помолвка и женитьба. Помолвка – это предварительное взаимное обещание родителей мальчика и девочки в будущем сочетать их браком. Оно не является окончательным и необратимым. Смерть мальчика не повлечет за собой вдовства для девочки. Это соглашение исключительно между родителями, и дети не принимают в нем никакого участия. Зачастую их даже не ставят о нем в известность. Я, как выяснилось, был помолвлен трижды, но ничего не знал об этом. Позже мне сказали, что две девочки, выбранные для меня, умерли одна за другой, из чего я делаю вывод о трех моих помолвках. У меня сохранилось смутное воспоминание, что третья помолвка состоялась, когда мне было семь, но не помню, чтобы мне сказали об этом. В этой главе я расскажу именно о своей женитьбе. Ее я помню очень ясно, во всех деталях.