Слышу:

– Айлин, ты спускаешь всё на тормоза. – Сердце сжимается и от правды, и от «Айлин». Взял себя в руки. Не хочет близости. Никакой не хочет. Только придушить.

– А ты думаешь наша дочка будет в восторге, что ты меня презираешь?

Сжимает губы. Молчит. Не отрицает.

Больно до отупения. Он меня искренне презирает. Есть за что, я его понимаю.

Борюсь с сжавшимся горлом, тихонько кашляю и мотаю головой. У нас дочка. Говорить нужно о дочке. Думать тоже.

– Сначала нам стоит нормализовать отношения, Айдар. Я не позволю, чтобы ты ломал Сафие психику своей манерой общения…

– Мы их не нормализуем, Айлин. Не обнадеживай себя. А притворяться я умею. Почти так же, как ты…

Морозит меня своим цинизмом. Колет и колет. Давит и давит.

Я его еще сильнее ненавижу сейчас, а люблю – вообще отчаянно. Знал бы он, сколько во мне слов и слез. Сколько оправданий. Сколько обвинений. Как мне было тяжело делать в одиночку то, что он обещал, мы будем делать вдвоем!

Он же знал, что я могу забеременеть! Знал! Он же сам мне сказать тогда не дал!

Я хочу об этом кричать, но боюсь разбиться о равнодушное: «хотела бы – пути нашла».

И это правда. Нашла бы. Но испугалась. Тогда думала, не выдержу его ненависти. А вдруг он дочку заберет? Сейчас тоже боюсь, но она хотя бы меня знает. Я буду бороться. Разлучит — найдемся.

– Выглядит так, что ты приехал меня унижать, а не с дочкой знакомиться… – Выдыхаю в тишину. Смотрю в грудную клетку.

Она вздымается ритмично, а после моих слов – замирает.

Нового приказа «в глаза смотри» не жду. Сама поднимаю. Встречаюсь с колдовской зеленью.

Он мне когда-то казался очень добрым. Я не представляла, как его можно бояться. Сейчас знаю. До стынущей в жилах крови можно.

– Одно другому не мешает. – Он даже не отрицает, что унижает. Сознательно делает. С удовольствием. – Тебе же любовь не помешала меня за решетку засадить? Вот и я многозадачный…

– Айдар… – Мотаю головой. Вроде бы на одном языке говорим, а так по-разному.

– Ты игнорируешь мои требования, Айлин.

Волнуюсь сильнее. А еще ужасно хочется бунтовать.

– Потому что ты не в праве выдвигать мне требования.

Парирую спокойно и бессмысленно. Мы оба знаем – право за сильным. Рядом с ним я всегда буду слабачкой.

– Ты присвоила себе мою дочь. – От подобранных мужем слов меня изнутри взрывает яркой вспышкой.

– Я ее родила, Айдар.

– Засадила меня за решетку и присвоила. – Меня он не слушает, настаивает на своем, а во мне звенит злость и обида. – Сколько собиралась скрывать?

Если честно, всю жизнь. Но молчу. Пусть читает по глазам. И он читает. А после паузы продолжает «расстрел»:

– Ты ждешь, когда приеду в сад и сам с ней поговорю? – От перспективы холодею. А еще понимаю, что это значит. Он же приезжал уже. Видел ее. Мог забрать.

Нигде не безопасно.

Ревность жжет грудную клетку. Она его сильнее меня полюбит. Его все сильнее меня любят…

– Даже не думай. Воспитатели вызовут полицию. – Еще говорю, а уже улавливаю движение уголков губ. Салманов хмыкает. Вперед подается.

Меня по-прежнему вышибают его касания, но сопротивляться не могу. Взгляд-то сковывает.

Беспокойные пальцы находят место под моим подбородком. Глаза шарят по лицу. Останавливаются.

Я допускаю всё вплоть до пощечины, хотя и знаю, что Айдар никогда…

Только и отец мой тоже никогда, а потом…

Мне кажется, что с эмоциональных качелей меня сбрасывает в пропасть. Хочется оттолкнуть его и крикнуть: бери свои идиотские брюки и вали отсюда!

Взгляд бывшего мужа снова обретает серьезность. Пальцы наверняка чувствуют мою дрожь.

– С ментами мне договорить будет проще, чем с бывшей женой. – Вроде бы шутка, а на деле угроза. Мне на секунду кажется, что мы тонем друг в друге. А потом Айдар смаргивает. Снова трезвый. Решительный. Не пожалеет меня. Размажет. – Значит так, Айлин, мою доброту ты не оценила. Предала. Теперь будет иначе.