– Делать и разговаривать, я так понимаю, для тебя проблематично. У меня тоже времени не так уж много, Айлин.

Хотела бы огрызнуться, но вместо этого послушно возвращаюсь к работе.

Если у тебя так мало времени – зачем тратить его на меня? Зачем притащился со своим барахлом? Ненавижу…

Заканчиваю одну брючину, берусь за другую.

– Я не шутил, Айлин.

Запинаюсь на новых словах.

А я что ли шучу по-твоему?

– Я не буду торопиться, Айдар. Это моя дочь и мне виднее, как ей лучше преподнести информацию о том, что…

– Что из-за глупости и трусливости ее мамы она четыре с лишним года прожила в дыре и без отца.

Сознательно или нет, но он меня расстреливает.

Руки слабеют. Слава Аллаху, с булавками окончено, иначе я вонзила бы хотя бы одну в мужское колено.

А так…

Достаю из кармашка сантиметр и делаю замер.

Спрятав, поднимаю взгляд на возвышающегося мужчину. Наверное, именно такой он и хочет меня видеть. Подчиненной. На коленях. И если бы дело касалось только меня – может быть даже пожалуйста, но у меня есть дочь. И я должна быть для нее примером.

– Как бы там ни было, я — мать твоей дочери, Айдар, и ты обязан меня уважать.

Я отмечаю, как у Салманова сужаются глаза. Готовлюсь поймать грудью новую стрелу, но он пускает ее не словесно. Усмешкой.

Ненавижу их.

Отталкиваюсь от пола и вырастаю.

Зачем-то оттряхиваю руки и делаю несколько шагов прочь.

– Снимай брюки аккуратно.

Подхожу к кулеру. Превращаюсь в одно сплошное ухо. Ращу глаза на затылке.

Пока пью, Салманов смотрит в спину. «Деликатно» молчит о том, что по-прежнему не прочь меня уничтожить. А может даже сильнее этого хочет.

Потом разворачивается. Каждый его шаг бьет по нервам. Когда я слышу, как дергает шторку, осмеливаюсь выставить вперед руку и проверить состояние – трясется.

Всё во мне трясется.

Пока Айдар переодевается, я трачу уйму сил на то, чтобы хоть немного успокоиться. Возвращаю самообладание.

Разворачиваюсь, проезжаюсь взглядом по мужскому силуэту.

На сгибе его локтя висит бездарная вещь, на которую я должна буду так же бездарно потратить время. А на длинных ногах – отличные дорогие джинсы.

Айдар опять подходит ближе, чем стоило бы. Душит меня. При любом удобном случае душит.

Передает «заказ». Я сжимаю пальцами ткань, но забрать получается не сразу. Несколько секунд мы держим вместе. Я тяну на себя, Айдар придерживает.

Зовет посмотреть в глаза. Сдаюсь.

– Так не будет, Айлин. На тормоза я не спущу.

Упрямо сжимаю губы.

Не хочу я говорить о дочери. Не хочу принимать требования и правила. Я и так… Ненавижу себя за трусость, но я действительно сильно снизила интенсивность общения с Лешей. Стыдно признаться, что в угоду Айдару.

– Мне виднее, как и когда сообщить моей дочери…

– Моей. – Обжигает ревностью. Дергаю ткань. Айдар отпускает. – Дочери. Сама сделаешь, – кивает на дурацкую бьющуюся током тряпку.

Хочу ляпнуть: «ни черта! Поручу кому-то!», но какой смысл, если мы оба знаем: не ослушаюсь?

Кручу головой, объясняя это себе не непобедимым страхом долго смотреть бывшему мужу в глаза, хотя он делает это бесстыже и… жадно, а искренним желанием найти, куда бы пристроить брюки.

Вроде бы нахожу – тянусь за вешалкой. Нейтрально сообщаю:

– Думаю, завтра после обеда спокойно можешь заехать. Брюки будут готовы. Примеряешь и…

Боковым зрением улавливаю движение в мою сторону. Это мужская рука. Она разрезает воздух. Подушечки пальцев касаются ключиц, указательный ложится в яремную ямку, все пять едут вверх по моей шее.

В голове тут же яркими вспышками стопы. Не надо так делать. Не надо.

Я дергаюсь и смотрю на Айдара. Он – в ответ. И делает четко то, что хочет. Скользит по коже. Обвивает шею. Сдавливает. Жмет на углы нижней челюсти указательным и большим пальцами, разворачивает и запрокидывает мою голову под желаемым углом.