Агентство.

Полеты.

Перелеты.

Миры и существа, разум которых был открыт и сладок.

Эмоции.

Ах, какие они испытывали эмоции… разве на болотах родного Роо-Шоуна Визари встретил бы подобные? Хрупкая нежность, словно первоцвет… и сладость предвкушения… первая встреча. Удивление. И восторг. И недоумение порой.

Иногда – острое негодование, которое он, Визари, приглушал, исподволь убеждая особо упрямое создание, что видит оно воплощение всех своих желаний.

Идеал.

И видеть, как это навязанное убеждение врастает в разум, превращается в часть мировоззрения… пропущенные Приливы Роо-Шоуна того стоили.

Самка полыхнула раздражением.

Вот что с нею не так? Или рептилоид на нее так действует? Следовало признать, что, даже относясь к одной биологической группе, рептилоид все же оставался для Визари чуждым. И отнюдь не потому, что прочесть его было сложно.

Неэтично.

Но и писать эмоции на камни тоже неэтично. Да и незаконно… с другой стороны, эти камни принесут немалую прибыль, которая, вкупе с прочими накоплениями, позволит Визари приобрести два-три фарлонга побережья.

И новый Прилив он встретит на своем песке.

Он выстроит гнездо из розовых круглых камней, до которых так охочи молоденькие самочки, а дно застелет широкими листьями ла-орши. И лучше, если таких гнезд будет несколько. Когда же поднимется темная луна, последняя в сонме сестер своих, Визари пошлет призыв.

Он сочинил песню из чужих эмоций.

И ныне добавлял в нее последние ноты… вот, к примеру, эту напористость… она яркая, горьковатая, и эта горечь поможет разбавить излишнюю сладость общего фона, оттенить прочие эмоции. Да, пожалуй, она стоит того, чтобы Визари ее записал.

– Как она? – вопрос Ицхари несколько отвлек, что от самочки, что от размышлений по поводу того, где именно – в прелюдии или завершении – ее эмоции будут смотреться уместно.

– Тяжело.

– Она приняла его…

Чувствительные волоски Ицхари задрожали, выдавая волнение. Более того, сейчас впервые за многие годы Визари ощущал отголоски эмоций.

Инсектоид волновался.

И был преисполнен отчаянной решимости во что бы то ни стало свести самочку с круоном.

– Она не до конца уверена, что происходящее с нею реально, – Визари было жаль начальника, но собственное сожаление, впрочем, как и все иные эмоции, было вялым. – Это плохо.

Самочка требовала мяса.

Визари ощущал и ее голод, и возмущение, и еще усталость.

И собственное обычное недоумение, тоже вялое. Зачем все настолько усложнять? Или все дело в том, что и эта самочка, и круонцы потеряли связь со своим Морем? Для них не звучит голос Прилива. Они забыли о песке и гнездах, которые надо беречь. Они придумали длинные и сложные, порой совершенно безумные брачные танцы, но все равно не способны выбрать партнера сами.

– Сделай что-нибудь!

– Она плохо поддается воздействию…

– Она гоминид. Ты раньше работал с гоминидами… они мягкие, ты сам говорил! – жвалы Ицхари раздраженно щелкали, а псевдоусы трепетали, роняя тончайшие былинки пыльцы. И запах тревоги делался ощутимым, волнующим.

А ведь в копилке Визари почти нет негативных эмоций.

Возможно, и они пользовались бы спросом?

– Гоминиды психически неустойчивы, – Визари сложил передние конечности на груди, чуть склонил голову – поза смирения и покорности воспринимается одинаково, что рептилоидами, что инсектоидами, и действует на собеседника успокаивающе. – Эмоционально нестабильны. Но обладают хорошими аналитическими способностями. Попытайтесь действовать с точки зрения логики. Убедите ее.

– Если бы только ее…

Острые выступы на передних конечностях завибрировали, издавая тонкий неприятный звук, который, пожалуй, можно было интерпретировать как сигнал тревоги.