В этот раз спасение принес телефонный звонок. Семь тридцать утра. В другой раз я вместо «здрасьте» спросонья послала бы любого абонента туда, куда Макар телят не гонял. Но сейчас я схватилась за телефонную трубку, словно за спасательный круг. Мерзкая трель звонка прозвучала божественной фугой – ведь теперь я спасена от холодной безликой смерти!
– Слушаю вас! – прокричала я каким-то чужим срывающимся голосом. – Говорите же!
Звонила Оля Ильина, сестра моего Лени. Наконец-то! С момента своего освобождения я долгое время не могла связаться с семьей Ильиных. Только два дня назад я дозвонилась до Лениной сестры и сообщила ей свои новые телефоны. Говорить она тогда не смогла, так как была на занятиях, и обещала перезвонить. Она успела лишь сказать, что Леня сейчас в очередной раз обследуется в больнице – врачи решают, может ли ему помочь операция на шейном отделе позвоночника и каков риск при ее проведении. Ленин мобильник был практически всегда выключен, наверное, в связи с условиями, в которых он находился в своей палате, в кабинетах врачей и на процедурах.
Разговаривали мы недолго. Я с благодарностью приняла поздравления по случаю окончания своих мытарств, после чего она поделилась со мной не самыми приятными новостями. Леня не был парализован, но, вылезая из кресла-каталки, мог только несколько шагов пройти, опираясь на костыли или держась за стены. Врачи, не будучи уверены в пользе возможной операции, оценивали риск как очень высокий. Параллельно исследования выявили еще несколько скверных моментов. По мнению медиков, у Лени маловероятно восстановление нормальной рефлекторной деятельности в половой сфере. То есть, если перевести на русский язык, врачи считают, что он, скорее всего, останется на всю жизнь импотентом. А кроме того, занимаясь этой малоприятной проблемой, в ходе лабораторного обследования они установили, что, вне связи с произошедшим, мой любимый бесплоден – концентрация нормальных сперматозоидов в его семенной жидкости в десятки раз меньше нормы.
– Мне на все это плевать! – прокричала я Оле.
– А ему нет, – тихо ответила она. – Я никогда не представляла себе, что он может находиться в такой депрессии. От всего, что происходит со дня аварии, наши родители уже стали стариками.
Я слышала, как она плачет в трубку.
– Ты знаешь, мне к вам нельзя! Так привезите его мне! Я люблю его! Я сделаю его счастливым! – Я кричала в трубку так, что разбудила все свое семейство.
Через толстые стены до меня донесся плач Ромы. Мама в ночной рубашке ворвалась ко мне с испуганной Дашей на руках. Убедившись, что ее дочь жива и никто на нее не напал, она выскочила в коридор и побежала к Роме, уже во весь голос рыдающему за стеной.
– Мы скоро приедем в Москву, – сказала Оля.
– Ко мне! Он готов ехать ко мне?
– В Москве есть специалист по травмам позвоночника. Нам очень порекомендовали обратиться к нему до окончательного решения по операции. Хуже он не сделает. Он предлагает уникальную методу, по которой много лет назад исцелил самого себя. Он тоже в свое время получил ужасную травму, был парализован, а теперь и сам здоров как бык, и центр свой создал.
– Я жду, жду вас! – опять прокричала я. – Вам выслать билеты? Визы нужны? Скажи ему, что я люблю его! Я вылечу его! Я… мы его спасем! Я сделаю его счастливым!
Не самые лучшие новости услышала я от Оли, но почему-то мой оптимизм не только не угас, но, наоборот, укрепился. Я была совершенно уверена, что моего Леню спасут и он всегда будет со мной. Я не представляла себе его унылым депрессивным инвалидом в кресле-каталке. Что только не может случиться с человеком в этой жизни! Но все это – временно! Временно! Чего только не происходило со мной! Я взрослая женщина! У меня есть дочь, в конце концов! Но самым интимным воспоминанием в моей жизни до сих пор оставался тот первый поцелуй в коридоре уфимской военной комендатуры! Рефлексы! Половая сфера! Какая чушь! Противно слушать! Да на меня у него просто не может не встать! И если у него образуется хотя бы один нормальный сперматозоид, уж я-то смогу его пристроить как надо!