В понедельник ранним утром меня разбудил телефонный звонок. На часах было пять утра, и я, решив, что случилось что-нибудь ужасное, схватила трубку. В ней трещало и хрюкало.

– Я слушаю, слушаю! – завопила я срывающимся от волнения голосом. – Кто вы? Что случилось?

Сквозь несмолкающий шум я услышала бодрый голос Семена:

– Это я, привет! Извини, что так рано! Я в Эфиопии сейчас. Отсюда очень тяжело дозвониться.

– Семен! Шимон! Как я рада вас… тебя слышать!

– Я тебя поздравляю! Как говорится, на свободу с чистой совестью! – Он захохотал где-то в своей африканской дали.

– Спасибо! Спасибо тебе! Я знаю, что это ты меня вытащил!

– Не преувеличивай – не я один!

– Да знаю я! Но какая разница – один, не один! Всем спасибо!

– Я по делу! Давай без лирики – связь может в любой момент прерваться!

– Слушаю тебя! – Я собрала подушки в горку и приняла почти вертикальное положение.

– Сегодня у тебя беседа с Игорем. Ничему не удивляйся. Я в курсе дела и во всем участвую. Это главное. Ну, и не будь дурой! Это как обычно! – Голос Семена перешел в бульканье, и в трубке завыло. Я была оглушена невесть откуда прорвавшейся струнно-духовой какофонией. Разговор прервался.

Леша приехал за мной к девяти утра, и мы не менее трех часов ползли в наш новый офис, расположенный в центре, в Лялином переулке. Как многие персональные водители, Леша был весьма разговорчив. По дороге он проинформировал меня, что ремонт уже полностью закончен, что-то даже перепланировано внутри, а само помещение офиса мы теперь выкупаем.

Игорь Борисович был крайне раздражен моим опозданием, но он понимал, разумеется, что мы с Лешей в нем не виноваты.

– Давайте начинать в семь утра, – предложила я. – Лучше встать раньше, чем так мучиться в дороге.

Чертков хмыкнул:

– Это хорошо, что в тюрьме тебя приучили рано вставать! Давай попробуем.

– Я иногда могу даже ночевать в своей старой квартире, если будет много работы… – предположила я и такую возможность.

– Не можешь! – резко парировал он. – Я же говорил – есть проблемы. Как ни крути, но кое у кого есть основания связывать твою персону с пожаром «У Иссы». И уж если для всех правозащитников ты сидишь в тюрьме, то для них и продолжай там находиться.

– Но меня можно на работе найти, в офисе.

– Вряд ли… – заметил Игорь Борисович. – И дело не в охране. Тебя самой здесь больше нет. Направление бизнеса мы изменили. Старые контакты твои без надобности. Вот полюбуйся на свой кабинет.

Мы прошли несколько шагов по коридору и остановились перед темно-коричневой массивной дверью, на которой висела табличка: «Директор по международным связям». И все – ни имени, ни фамилии.

– Вот документы твоего двойника. Пусть у тебя хранятся… пока. – Он вручил мне пакет с какими-то бумагами и «корочками». Я не стала в них разбираться. Главное, что бросилось мне в глаза, – это справка об освобождении.

– Как видишь, вышло тебе, то есть ей, президентское помилование.

– Так это же ей! Я, получается, украла ее свободу!

– Да ты что?! Кто бы ей самой это помилование устроил?! Но гражданке Вердагер, может быть, тоже повезет, если удовлетворят апелляцию твоих адвокатов. И выйдет она под твоим именем, как ты вышла по ее помилованию. Да, и сидит она сейчас не в тех условиях, как ей светило.

– Так, может быть, мне вообще жить под ее именем?

– Приключенческих романов начиталась?

– Да нет. Но росла я, разумеется, под «Семнадцать мгновений весны».

– Так вот, я не Штирлиц! И не Юлиан Семенов! Ты что, готова объяснить родной маме, что теперь ты поменяла и имя, и фамилию, и отчество?! На хрена?! Москва – большой город, и наверняка у тебя найдется несколько тезок и однофамилиц. Несмотря на то что ты и не Марья Ивановна Степанова. Те, кто хочет свести с тобой счеты, не будут тебя искать вне тюрьмы.