В Глории ожило проклятие крови – то самое, за которое принц Эленвер когда-то бил меня малахитовой пепельницей. Кого еще карать за это, кроме матери?

Я выбежала из кухни, и Глория тотчас же бросилась ко мне на шею, обливаясь слезами. Я прижала дочь к себе, повторяя, что все хорошо, что я никому не дам ее в обиду, и мой халат был мокрым от ее слез. Смуглолицый господин негромко кашлянул и спросил:

- Госпожа Азора, можем ли мы поговорить наедине?

- Он плакал, - едва слышно прошептала Глория. – Мамочка, мне стало так жаль его… Мамочка, прости, оно само…

- Все в порядке, детка, - твердо и уверенно сказала я. Если нужно, пусть наказывают меня, пусть проклинают и выгоняют, но Глория от этого страдать не будет. Женщина в темно-зеленом платье присела за стол, ласково улыбнувшись смуглолицему, и мы вышли в холл.

Фьярви выглядел озадаченным, и я его понимала.

Я опустилась на диван, пересадила Глорию рядом и спросила, стараясь выглядеть невозмутимо:

- Что произошло?

- Меня зовут Ашима Иканори, - с достоинством представился смуглолицый. – Я веду дела моего банка в этом регионе и часто останавливаюсь в «Вилке и единороге». Моя, скажем так, спутница… - он замялся, и я поняла: господину Ашиме Иканори никогда не приходилось сталкиваться с тем, что произошло.

Магия живого и неживого. Я видела ее светлые лепестки над ним и его подругой.

- Она кукла, - сказала я. Иканори кивнул. Фьярви провел ладонью по лицу, словно хотел стереть паутинку.

- Верно, госпожа Азора. Она была куклой… видите ли, я очень одинок, и… - Иканори замялся: ему еще не приходилось кого-то посвящать в свои постельные предпочтения.

- Моя дочь ее оживила, - ответила я, чувствуя, как немеют губы. Глория кивнула и опустила голову, уткнувшись подбородком в грудь. На волосах я заметила капельки краски: Глория рисовала и в задумчивости почесала голову кончиком кисти.

- Да, - с облегчением кивнул Иканори и, сунув руку во внутренний карман сюртука, вынул чековую книжку. – Словами не передать, что это для меня значит. Я одинок, я всю жизнь живу один, но теперь Имари… Она живая, она меня любит.

Глория всхлипнула. Если бы рядом был ее отец, то он сейчас избивал бы нас обеих и проклинал меня за то, что я изгадила королевскую кровь, породив дрянную магичку.

Принц Эленвер не искал нас именно поэтому. Он, должно быть, вздохнул с облегчением, когда понял, что дочь, которая оживила кота, сбитого экипажем, больше не будет его срамить.

- Рада за вас, - сказала я, не зная, в общем-то, что тут еще можно сказать. Мне сделалось очень неловко – Глория тоже чувствовала неудобство. Сейчас ее хвалили за то, за что когда-то колотили.

- Я искренне благодарен вашей дочери, - с неподдельным теплом произнес Иканори и размашисто заполнил строчки чека золотистым карандашом. – Вот моя благодарность. Если вам потребуется хоть что-то хоть когда-то – буду счастлив вам помочь. Теперь я ваш друг и должник.

Я приняла чек – посмотрела на сумму и постаралась не закричать от удивления и радости. На эти деньги можно было бы купить квартиру и открыть свое заведение: я бы стряпала, Глория спокойно пошла бы в школу…

В ушах зашумело, словно я в несколько глотков осушила большой бокал вина.

- И я ваш друг, господин Иканори, - ответила я. – И как друг советую: идите ужинать, пока мясо не остыло. Сегодня оно удалось.

Когда Иканори ушел в столовую, Фьярви поднялся с дивана и сказал:

- Вы меня удивили, Азора. Честно.

Я позволила себе улыбнуться краем рта. Вспомнила, как он обнял меня, утешая – да, кажется, теперь у нас действительно есть друзья.