Похоже, она была пьяна еще сильнее, чем я думала. Я подбородком указала в сторону задней двери, где стоял Оуэн.
– Задний выход там, Ава.
– Я в курсе. Но Оуэн-то у главного входа.
Я нахмурилась.
– Разве это не Оуэн? Вон тот, в синей рубашке?
Ава фыркнула и произнесла пьяным голосом:
– Я же тебе сказала, что Оуэн – это смазливый парень в синей рубашке, а не греческий бог с обложки журнала.
Я повернула голову и осмотрела зал. У главного входа стоял только один парень, которого я до этого не видела, и он болтал с Салли.
– Ты хочешь сказать, что это Оуэн сейчас болтает с нашей новой официанткой?
Ава снова подняла голову и кивнула.
– Надо было сказать Салли, чтобы дала ему в нос.
– Ава, ты совершенно уверена, что парень, который сейчас стоит рядом с Салли, и есть Оуэн?
– Ну да, это точно он.
– Но рубашка на нем коричневая, Ава. А вовсе не синяя.
Ава мотнула головой и снова посмотрела прищуренными глазами в ту сторону, потом пожала плечами.
– Наверное, зрение подвело. Все как в тумане – контактные линзы помутнели от туши и слез.
Когда Ава сказала, что ее бывший только что вошел в бар, и указала в направлении главного входа, там был всего один мужчина в синей рубашке.
Вот дерьмо.
Я устроила разнос не тому парню.
А так как я не могла вывести Аву через главный вход, где торчал настоящий Оуэн, то поняла, что попала по полной программе. Разумеется, Лжеоуэн глазел на меня с насмешливой ухмылкой, пока мы шли к выходу.
Он кивнул моей подруге, когда мы проходили мимо.
– Приятного вечера, Ава. И вам тоже, Злюка.
Я повела себя малодушно и прошла, держа голову прямо и стараясь не встречаться взглядом с парнем, пока мы не оказались на улице.
Но Ава не обладала столь сильной волей. Она повернула голову и неотрывно глазела на Лжеоуэна, пока мы не ушли. Возможно, Ава была сильно навеселе и контактные линзы у нее помутнели, но слепой она точно не была.
– Обалдеть! Ты видела этого мужика? Мне послышалось или он назвал меня по имени?
Я не выдержала и оглянулась как раз в тот момент, когда дверь за нами закрывалась. Лжеоуэн с наглой ухмылкой помахал мне на прощание.
– Конечно, послышалось.
Боже, кажется, я опаздываю.
Мало того, что в воскресенье я отработала две смены в баре, утром в понедельник у меня были занятия, и, в довершение всего прочего, я пролила кофе на блузку, когда была вынуждена резко притормозить, пропуская старичка за рулем огромного кадиллака. Он почему-то решил, что ему надо срочно повернуть влево с крайней правой полосы.
Первый день семестра всегда казался мне кошмаром. Студенты бродили по кампусу, как неприкаянные, останавливались посреди дороги, кто-то объяснял им, как пройти в тот или иной корпус. Я отчаянно просигналила двум первокурсникам, которые сейчас именно этим и занимались, и они посмотрели на меня с раздражением.
«Ну же, убирайте свои задницы с дороги».
Объехав парковку три раза, я наконец нашла свободное место и припарковалась у северного корпуса, а потом принялась рыться в бардачке в поисках нужной вещи. Половина содержимого бардачка вывалилась на пол.
Вот он.
Я сунула старый штрафной парковочный талон за дворник ветрового стекла и поспешно направилась в лекционный зал номер 208. Мне безумно хотелось в туалет, но придется потерпеть до окончания лекции. О профессоре Уэсте я знала три вещи помимо того, что он был с композиторского факультета. Первое: он избавился от предыдущей ассистентки, потому что та отказалась так же строго оценивать работу студентов, как и он сам. Второе: всю прошлую неделю, когда я говорила кому-то, что меня перевели в ассистенты к профессору Уэсту, все корчили гримасы, сообщая при этом, что он жуткий зануда, которого несколько лет назад чуть не уволили. И, наконец, третье: он терпеть не мог, когда студенты опаздывали. Обычно он запирал двери аудитории сразу после начала занятий, чтобы опоздавшие не мешали ему читать лекцию.