– Может быть, это и есть зародыш будущих брачных отношений, – сказал Кольцов. – Кооператив любовников.

– Но для этого нужна такая умная женщин, как Лиля, – сказал Тихонов».

За сплетнями они не заметили главного: что Лиля заставила Маяковского и Брика оказать помощь этому ее рижскому любовнику…

Дальше они еще немного обсуждают Лилю, «у которой, оказывается, целый табун любовников, и все они в самых нежных отношениях между собой, таков устав их кооператива: любя Лили, они обязаны любить и друг друга».

В этом мужском разговоре звучит самодовольное превосходство, каждый думает, «как могут Брик и Маяковский позволить это Лиле, как вообще мужчина может допустить, чтобы его женщина так себя вела… я бы никогда не попал в такую ситуацию». Но если у Лили «целый табун любовников», значит, это не Брик и Маяковский были особенно подходящими для отношений втроем, а этот «целый табун» – тоже? Так, может быть, лучше любить втроем такую замечательную Лилю, чем одному любить ничем не примечательную женщину?..

Некоторые из рижских писем написаны только Брику:

«Сволочной котенок! Опять ты не пишешь! Как тебе без меня живется? Мне без тебя очень плохо! Совсем у-у-у! пришел. Во всей Риге котятиков нету! Щенков много, а кисов нет! Беда!»

Тот же тон, та же манера, можно подумать, она их не различает, Брика и Маяковского. Кто же у нее любимый, а кто вранье и кривлянье? Считается, что без физической любви отношения высыхают, как ручей… А у Бриков не высохли. Если, конечно, физической любви действительно не было. В конце письма Осипу Лиля целует его «хвостик» – это дружеский поцелуй или с сексуальным подтекстом? Этого нам никогда не понять. Но подпись понятная – «твоя жена».

Из Риги Лиля посылала своим «зверикам» посылки: селедку, овсяную кашу, чай, кофе, сахар, шоколад, муку, сало. И одежду, и вещи: подтяжки для носков, чтобы у «звериков» носки не свисали, ткани, чтобы «зверики» сшили себе костюмы, бритвы, резиновые чашки – это чтобы Маяковский пил в общественных местах, не боясь заразиться. И что же, разве это не любовь?..

Лиля руководила даже в письмах, подробно писала, как что готовить, как смешивать продукты. Вела себя с ними как хороший менеджер или как капитан судна – капитан в командировке. Она вообще совершенно не презирала быт – «ах, я такая возвышенная, мне не до селедки и подтяжек». У Лили была полная власть, но она и простой, бытовой властью не пренебрегала – через обыденные домашние вещи как будто еще раз соединялась со своими «мальчиками». Жестко регламентировала домашнюю жизнь: за стол садились в строго определенное время, одевались так, как она считала нужным, и ослушаться ее было невозможно. «Зверики» у нее по струнке ходили.

Лиля скучала по «зверикам», а Брик с Маяковским скучали по Кисе.

Маяковский: «…Каждое утро прихожу к Осе и говорю: „Скушно, брат Кис, без лиски“, и Оська говорит: „Скушно, брат щен, без Кисы“».

Конечно, у них просто была такая манера выражаться, и все эти нежности – милое семейное преувеличение. Но им действительно без нее было плохо, как бывает непривычно и неуютно без строгой няни, которая то ругает, то выдает варенье. Если Лиля в письмах так командовала мальчиками, как же она командовала ими, когда была дома?… Они очень по Лиле скучали. Хорошо, когда есть кто-то, кто тобой командует, заботится о тебе, знает, когда ругать, а когда варенье.

Лиля вернулась из Риги в Москву довольно позорно – без визы. И с изданием Маяковского в Латвии ничего не вышло. Вскоре она опять уехала в Ригу, на этот раз получила визу, но в Лондон к матери не поехала, вернулась в Москву, на дачу в Пушкино, и опять – лето, карты, гости, так много гостей, что Аннушка носилась с самоваром, как гном в мультфильме, и Маяковский часто не знал, кто все эти люди, пьющие чай в его с Бриками доме.