А вот Жене Корзуну, в общем-то, было совершенно все равно. Его мало интересовало, под каким символом будет работать контора.

К спортивному залу я приехал часов в восемь вечера. Сумерки уже опустились на город и загустели. По всей улице Кирова, где и стоял политех, зажгли фонари. Запущенный парк, разделявший Кирова на две разнонаправленные двухполосные дороги, выглядел мрачным, даже несмотря на тусклый свет дорожных ламп.

Машину я оставил на широкой освещенной парковке, у заброшенных цехов предприятия, былое назначение которого я как-то позабыл. Отсюда, по тротуару к политеху нужно было пройти метров сто пятьдесят.

Когда я миновал небольшой проулок, отделявший цех от соседнего здания, заметил в нем какого-то нищего. Худой как палка, мужичок, одетый в бесформенные грязные штаны, тельняшку и куртку, стоял, опершись о столб железного заборчика. Приложив голову к облокоченной руке, он страдал то ли от похмелья, то ли от ломки.

– Привет, мужик, – прозвучал его слабый голос. – У тебя курево есть?

– Не курю.

– А-а-а-а. Молодец. А мелочь какая-нибудь?

Я сгреб какие-то медяки в кармане, высыпал их в его протянутую ладонь.

– Благодарствую, – буркнул он хрипло.

Когда я прошел дальше, краем глаза заметил, что мужичок последовал за мной. Когда я обернулся, тот, шел едва в полутора шагах от меня. Руку он запустил под куртку, норовя, что-то вытащить. В глазах его блеснул страх, когда мой взгляд уперся в них.

На лице мужика отразилось отчаяние, и он вынул из куртки молоток, замахнулся на меня. Конечно, ударить я ему не позволил. Схватил за запястье, тут же врезал мужику под дых.

Мужик всхлипнул, захрипел и осел на колени. Молоток вывалился из его руки, звякнул об асфальт тротуара.

Пока он хватал ртом воздух, стараясь отдышаться, я увидел, как белая девятка, стоявшая на той стороне улицы, в стояночном кармане, ожила. Двигатель ее заурчал, габариты загорелись. В следующее мгновение вспыхнули лампы заднего хода. Она быстро скатилась назад, дала газу к нам, на обочину.

– Ах ты падла, – проговорил я и отпихнул мужика ногой. Опустился за молотком.

Из девятки вышли уже знакомые мне Пухлый, Мирон и Коряга. С ними были еще двое.

– Че, Михалыч, обижают? – С насмешкой крикнул Коряга.

Мужик, валяющийся на боку, торопливо закивал.

– Ну ниче. Щас мы его обидим, – холодно сказал Мирон, доставая из-за пазухи пистолет.

В голове промелькнула быстрая мысль: «Вальтер в машине».

Мирон наставил пистолет на меня, я на автомате взял и кинул в него молоток. Ну а потом дал со всех ног в темный переулок, где стрелкам было бы сложнее меня достать.

– Ай, мля! – Раздался крик боли, а вслед за ним топот многочисленных тяжелых ботинок.

Действовать нужно было быстрее, чем мое зрение привыкнет к темноте. Это значило бы, что погоня тоже адаптировалась к отсутствию света.

Я нырнул за первый попавшийся дом, и трое братков промчались вперед. Только последний, видать, что-то понял, заглянув в переулок. Этого я вырубил первым. Прописал ему правый прямой. Целился в челюсть, но в темноте попал, видать, в нос. Хрустнуло, мужик замычал, но не упал, схватившись за лицо. Вцепившись ему в одежду, я приложил его к стенке. Когда мужик осел, дал второй раз. Услышал, как железная труба зазвенела о низкую завалинку здания. Видать, выпала из рук громилы. Схватив ее, я бросился назад.

– Где он?!

– А! Вон!

Троица отбежала недалеко. Почти сразу, последний из них, самый большой, видать, Пухлый, потянул ко мне свои клещи. Я размахнулся, дал ему трубой и попал куда-то в плечо. Пухлый устоял, пригнув голову. Второй удар уже повалил его с ног. В следующего, который вскинул пистолет, угодила брошенная мной труба. Последний не решился нападать. Судя по комплекции, это был Коряга.