– Марин, ты че? – Спросил я, пропустив девушку.
– Марин! Ты че, обиделась? – Крикнул Фима ей вслед. – Да ладно тебе, это всего лишь игра! Ну че ты обижаешься?
Мы с Фимой встретились взглядами.
– Ну че она обижается? – Спросил у меня удивленный Фима.
– Поставь чайник, Фим, – сказал я. – Я щас.
Я прошел к Марининым дверям. Легонько постучал. Спросил:
– Можно?
– Нет! Я не одета! – Крикнула она в ответ.
Однако девушка забыла, что окна дверей в ее комнате полупрозрачные, и можно было рассмотреть размытый силуэт. Судя по нему, Марина сидела на диване в своих джинсах. Тем не менее я не стал ломиться к ней.
– Что у тебя случилась Марин? – Спросил я. – Нужно, чтобы ты рассказала. Ты обещала слушаться.
– Это личное! – Отозвалась девушка.
– То, что мне приходится тебя защищать, тоже личное. Седой хочет прикончить лично тебя. А чтобы я мог защитить и тебя, и, как следствие, себя, мне нужно знать, что у тебя на уме и в душе.
Марина повременила с ответом, но все же отозвалась:
– Ладно, входи.
Я посмотрел на Фиму, который из любопытства высунулся из кухни.
– Если что, скажи, что я ей поддамся, – серьезно проговорил он.
– Ладно, – я хмыкнул. Потом вошел в комнату.
Марина выглядела обеспокоенной и грустной.
– Сяду? – Спросил я.
Она кивнула и чуть-чуть отодвинулась, освобождая мне место на диване. Присев рядом, я сказал:
– Рассказывай.
Марина молчала, поджав губы. Она отвернулась, боясь смотреть мне в глаза.
– Марин.
– Ну… Я не могу…
Я вздохнул.
– Через не могу.
Она помялась еще полминуты. Потом наконец смущенно заговорила, все также не поворачивая лица.
– Мало того что они все мои вещи перекуевдили, так еще кое-что забыли. Забыли кое-что, что мне очень нужно. А сейчас такое время… Что без этого никак.
– Без чего?
– Ну… Я же девочка… И тут… Вот… – она замолчала. – В общем…
– У тебя что, месячные, что ли? – Спросил я в лоб.
– Нет, ты что?! – Обернулась она испуганно.
Испуг почти сразу сменился смущением, и девочка, опустив глаза, зарделась. Стала нервно поглаживать свой гипс.
– Еще нет. Но уже вот-вот.
– Ну еще бы. Видать, вещи тебе кулымовские бойцы собирали. Вряд ли кто-то из них мог даже подумать о таком. Ладно. Пойду поищу и Степаныча тебе ваты. У него точно должна быть.
– Что?! – Снова испугалась она. – Какая вата?! Я не привыкла… У меня всегда были… В общем.
Девочка обернулась, насупилась, упрямо скрестила руки на груди.
– Мне нужно, чтобы ты свозил меня домой, за… За… За средствами личной гигиены.
– Исключено, – покачал я головой. – Пока так. Солдат должен стойко выносить тяготы и лишения военной службы. Считай себя солдатом, а это всё – военной службой. Принесу тебе ваты.
– Нет, ну Витя! – Ну тогда свози меня в аптеку. Я куплю сама!
– Тоже нет. Тебе нельзя выходить из квартиры.
– Ну… Ну тогда пусть кто-нибудь съездит! Я же не смогу! У меня и так беда в семье, а тут еще и это! Да я с ума сойду с твоей ватой!
Я вздохнул. Закатил глаза. Подумал, что в этот момент мне бы проще было справиться с десятью охранниками, объявившими забастовку, чем с одной этой девчонкой и ее женскими проблемами. Но делать было нечего.
– Ладно. Сейчас решим, – сказал я хмуро и вышел из комнаты. Тут же позвал: – Фима!
– А? Че? – Выскочил он из кухни.
– В общем, слушай, что надо делать, – приблизился я к нему.
– Чего случилось? – тут же посерьезнел он.
– Нужно поехать в аптеку и купить Марине, скажем так. Средства личной гигиены.
– Чего? – нахмурил Ефим светлые брови. – Какие еще средства?
– Ну ты не понимаешь, что ли? Личной гигиены.
Не ответив, он приоткрыл рот и непонимающе отрицательно покачал головой.