В полном шоке я смотрела на это нищенское убежище, а горничная, между тем, открыла две соседние двери и слегка подтолкнула детей в спину – каждого к своей комнате. Их спальни один в один напоминали мою, разница была только в том, что в крайней клетушке, где собирались разместить Эжен, высоко под потолком было некое подобие крошечной форточки.

Все ещё не решаясь войти, мы стояли под нетерпеливым взглядом горничной, когда дверь кухни вдруг распахнулась и оттуда вышла трок Матон. Ехидная ухмылка тронула её узкие губы и чуть скрипучим голосом она спросила:

— Ну, и чего вы ожидаете? Кёрста Эгреж уже садится ужинать и желает вас видеть, так что поторапливайтесь!

— Трок Матон, я не понимаю, куда мы можем поставить наши вещи.

Ответ трок Матон чётко объяснил мне, что лёгкой жизнь в этом доме не будет:

— Нищим подкидышам не пристало капризничать! — её рыбьи глаза торжествующе блеснули, — Вы должны быть благодарны кёрст Эгреж за приют!

Мы беспомощно переглянулись с Линком, наконец, я сообразила.

— Линк, помоги мне, пожалуйста, — я показала глазами на сундуки.

Надрываясь и пыхтя, мы вдвинули один из сундуков в мою комнату, а второй в комнату Линка. Эжен всё это время стояла в дверях своей клетушки, сумрачно разглядывая нас и прижимая к себе мишку. С сомнением покосившись на малышку, трок Матон обратилась к горничной:

— Тарма, побудь с этой, — она кивнула головой в сторону девочки, — пока кёрст Эгреж будет беседовать с ними.

Никого из нас эта сушёная вобла не называла по имени. Как будто боялась осквернить свой язык чем-то непристойным. Видно было, что эту приживалку радует, что в доме появился кто-то ещё более бесправный, чем она.

Под предводительством трок Матон мы с Линком прошли кухню, вошли в тот самый роскошный коридор и двинулись к одной из комнат где-то в центре квартиры. Вобла распахнула дверь и почти торжественно произнесла:

— Кёрста Эгреж, сироты прибыли! — затем посторонилась и дала нам пройти.

В большом зале, ярко освещённом несколькими настенными бра, за столом, покрытым белоснежной скатертью и блистающим хрусталём, начищенным серебром и тонким фарфором, в гордом одиночестве сидела миловидная женщина лет пятидесяти.

Лоб её, так же, как и наши, пересекала чёрная траурная повязка. Седые волосы, завитые в аккуратные букли, обрамляли приятное округлое лицо. Женщина была полновата, а потому морщин на чуть лоснящейся коже почти не было.

Одетая в достаточно роскошное платье из тёмно-фиолетового бархата с чёрными кружевами, она выглядела, как олицетворение благопристойности и роскоши. Судя по всему, именно она являлась сердцем этого гадюшника.

Милостиво улыбнувшись трок Матон и чуть щуря глаза, кёрста молча рассматривала нас. Своей компаньонке она, кстати, тоже сесть не предложила. Молчание затягивалось, и я прямо чувствовала, как всё более неловким становится наше положение, как Линк теряет последние капельки надежды.

Я же, как ни странно, осталась совершенно спокойна. После того, как увидела убогие комнатёнки, где нам предстояло жить, я уже начала догадываться, что ждёт нас при встрече с опекуншей, поэтому на меня эта сцена особого впечатления не произвела.

Напротив, как и всегда в какие-то неприятные моменты жизни я мысленно плотнее прижала к лицу «Маску силы» и совершенно спокойно посмотрела в глаза этой гадине – я её не боялась.

Брови кёрсты поползли вверх. Она, ни слова не говоря, наколола на вилку кусочек жареного картофеля, положила в рот и принялась медленно жевать. Чем-то она неуловимо напоминала мне хозяйку собачьего питомника.