– Знаешь что! А не пойти ка тебе куда подальше! – почти закричала я. – Кто дал тебе право оскорблять меня?! Ты сам-то кто такой? Обычный лешак, да и то вряд ли… Не верю я во всю эту нечисть. И если ты фокусник и пытаешься меня ввести в заблуждение, то пожалеешь об этом. Одного не пойму, зачем я тебе?

Реакция Ивана оказалась не такой, как я рассчитывала. Какое-то время он внимательно рассматривал меня, а потом и вовсе рассмеялся. Это показалось мне настолько оскорбительным, что на глазах выступили злые слезы.

– Вот теперь я понял, почему тебя сюда прислали, – отсмеявшись, проговорил он. – Никогда еще не встречал таких недалеких, эгоистичных и самовлюбленных особ. Ну что ж… тебе предстоит тут многому научиться.

– Да не хочу я ничему учиться! Покажи мне дорогу домой, и я оставлю тебя в покое.

– Если бы я мог, то непременно так бы и сделал. Возиться с такой, как ты, желания нет. Но тут от меня мало что зависит.

Он снова опустился на лавку напротив меня и заговорил уже совершенно официальным тоном:

– Тебя наказали. За то, что не ценишь жизнь, не веришь в божественное ее создание. Вчера ты совершила убийственное святотатство – отнесла на помойку икону. А знаешь ли ты, кем при жизни был тот, чей лик увековечили?

Он пытливо смотрел на меня, а я лихорадочно пыталась вспомнить, как звали того святого на иконе. Кажется, Николай Чудотворец. И что? Раз он святой, то все обязаны ему поклоняться? Отвечать на дурацкие вопросы не сочла нужным. Даже отвернулась для пущей важности.

– Он спасал людей, вытаскивал их из глубин морских, выносил на сушу и возвращал домой. Вызволял из темниц, исцелял слепых, хромых, глухих, немых… Бедствующим давал кров, голодным – пищу. Всем был заступником. И даже после смерти не перестал защищать людей. А ты его на помойку… Э-эх… – укоризненно покачал Иван головой.

Ну хорошо, мне стыдно за свой тот поступок. Но и меня можно понять – нервы сдали.

– Если тебя интересует лично мое мнение, в чем я сомневаюсь, – продолжал он, – то наказание твое слишком мягкое. Но так рассудили духи. Меня же назначили твоим наставником и учителем. Вот завтра и приступим к обучению. А сейчас уже поздно, мне спать пора, а тебе – отправляться восвояси.

– Не выгонишь же ты меня на ночь глядя? – возмутилась я.

– Еще как выгоню. Дорогу к шалашу, надеюсь, запомнила? Ах, вот еще что…

С этими словами он скрылся из комнаты и вернулся с каким-то тюком.

– Завтра соорудишь себе одежду. Негоже расхаживать передо мной, да другими лесными жителями в одном исподнем. Будем считать, что это первое твое задание. А сейчас, давай-ка, иди к себе.

Сунув мне в руки тюк, Иван бесцеремонно поднял под локоток меня из-за стола и подтолкнул к двери. Через секунду я оказалась в пугающе темном лесу. Обернулась, но двери на дереве и след простыл.

Умирая со страху, я добежала до шалаша и забралась внутрь. Зубы выколачивали барабанную дробь, а глаза таращились в темноту. Мамочки родные, как же мне пережить эту ночь?

Ночью я проснулась от жуткого воя. Накануне долго не могла заснуть, ворочаясь на том, что с трудом можно было назвать ложем, и которое мне удалось соорудить из тех тряпок, что сунул мне Иван. Когда проснулась, поняла, что сама скованна ужасом, а на голове шевелятся волосы. Что-то выло так пронзительно и совсем рядом с шалашом. Воображение сразу же нарисовало оборотня – огромного, с вытянутой мордой и капающей из пасти кровавой пеной. Его вой все приближался. Еще чуть-чуть и он ворвется ко мне, чтобы зверски растерзать, если, конечно, раньше шалаш не развалится, потому что его буквально крутило от сильного ветра.