Когда его руки легли на обнаженную спину, Оля не смогла сдержать глухой стон. Костя, кажется, тоже, но в ушах так шумело, что сейчас она бы не услышала даже сирену неотложки.

Пальцы дрожали от нетерпения и не слушались, когда расстегивали пуговицы на рубашке.

— Ты помнишь, что делаешь только то, что хочешь? — прозвучало где-то внутри. Она быстро закивала, а потом прошептала, касаясь губами умопомрачительно пахнущей колючей щеки:

— Хочу посмотреть на твой шов, я так и не видела свою работу, — язык тоже плохо слушался и заплетался. — А ты… Чего ты хочешь? — замерла, облизнув губу.

— Тебя, — сверкнули черные глаза.

И дальше взрыв. Нет, не взрыв, землетрясение. В пятнадцать, нет, сто баллов. А лучше извержение, потому что только раскаленная лава, бегущая по венам, может так опалять. И еще губы. И руки.

От запаха сносило не хуже, чем от прикосновений. Желание накатывало оглушающими волнами, и Костя не мог этого не чувствовать. Он безошибочно угадывал, что нужно, будто читал ее, как книгу.

— И я хочу…

Одна рука продолжала выжигать на спине узоры, а второй Аверин приподнял Олю за согнутую в колене ногу и вжал в себя там, куда схлынула вся ее пылающая в огне кровь. Хорошо, что в этом платье такой глубокий разрез, и почему она сразу не оценила?

Но в следующее мгновенье все мысли разом вышибло из головы ворвавшимся в рот языком, и ей показалось, что они падают в бездонную пропасть.

Поцелуй длился так долго, что Оля начала задыхаться. А еще стало безумно мешать платье. Ткань раздражала, стягивала, от нее хотелось избавиться как можно скорее. Возбуждение грохотало во всем теле бешеным оркестром.

«Да, я хочу тебя, Аверин, хочу до умопомрачения. Даже если это будет всего лишь одна ночь».

Оставалось убедить в этом собственное сердце, но сейчас Оля об этом не думала. Разве можно думать, когда горишь в огне?

— Хочу тебя… — снова послышалось в подкорке.

У Ольги в жизни хватало секса, но она не думала, что так бывает, что можно так плавиться и сгорать только от одного предвкушения…

«Потому что не любила. И только он — любимый. Вот и все».

— Так бери… — прошептала и захватила губами выпуклость на шее. Теперь пришла его очередь застонать.

В руке блеснул квадратик фольги, Костя поднес его к зубам, чтобы разорвать, и она его остановила, накрыв своей ладонью.

— Не надо… Я на таблетках…

Не потому, что хотела обмануть, а потому, что сейчас имя свое бы не выговорила, не то, что диагноз. Потом скажет, когда-нибудь, если понадобится. Квадратик щелчком улетел за пределы видимости.

— Я проверялся… — от одного шепота уже можно было начинать сгорать.

Не было сил говорить, смогла только покивать. Ну поймет же, что и она тоже? Обеими руками расстегивала ремень, но ничего не получалось.

Он понял. Завел руки за спину, рванул ремень, полоску белья, стянул с плеч платье — очень, очень удачное платье! — и заполнил собой, выбив воздух из легких.

Она ахнула, он зашипел. Несколько секунд смотрели глаза в глаза, а потом вместе начали двигаться, впившись друг в друга поцелуем-укусом.

Аверин был горячий, резкий, жадный. Давал понять, что слишком долго ждал, чтобы сейчас уступить и дать ей хоть немного продышаться, хоть немного перевести дух. Разрядки сотрясали, взрываясь в голове сверхновыми звездами.

Он перенес ее на кресло после второй, накрыв идеальным, тренированным телом. Мышцы как веревки, пресс будто из камня. Она успела сорвать рубашку и теперь впивалась ногтями в тугие мышцы спины, прикусывая рельефные плечи. Слишком идеальный мужчина сейчас в ней, слишком…