— Прости меня, я не хотел тебя обидеть, чтобы ты так восприняла мои слова. Не ожидал такой реакции от тебя. Я же немного пошутил... Прости меня, - легкое прикосновение к щекам, он стирает слезы. – Люблю пошутить, только вот не все это понимают к сожалению. Прости меня, только не плач, пожалуйста, - в этот момент я ощущаю легкое едва заметное прикосновение к губам, поцелуй. Он меня поцеловал! Резко распахиваю глаза, Воронцов совсем близко от меня.

Он выглядел таким растерянным. Я ощущала, что ему неловко.

Для меня стало удивительно, что он попытался меня успокоить и объяснить свое поведение. Выходит, что он переживает за эту ситуацию. А поцелуй… наверно мне показался, ведь не мог он меня поцеловать перед полной аудиторией студентов.

— Все в порядке, — тихо шепчу я, понимая, что уже не сержусь на него, только немного на себя.

— Точно? Больше не собираешься плакать? — переспрашивает меня, преподаватель. — Мы с тобой, конечно, живем на побережье, и плавать я умею, и ты надеюсь тоже. Но вот, насколько другие студенты умеют хорошо плавать? Я не осведомлён в этом, поэтому давай без потопа. За потери мне потом придется отвечать, — преподаватель все это говорил с улыбкой на лице. — Я сейчас опять пошутил.

— Я поняла, - ответила с улыбкой.

— Замечательно, не выношу женских слез, с некоторых пор. Приходи ко мне в кабинет после пар, посмотрю твой реферат. Договорились? – провел он подушечкой пальца по щеке и отпустил мой подбородок.

— Договорились, - улыбнулась ему.

***

Наталья Николаевна, отличный педагог лет шестидесяти, которая обычно ведет у нас лекции по истории, на этой неделе успешно заболела — как раз тогда, когда мы должны на этой самой лекции писать контрольную.

Лицо входящего в аудиторию Борисова заставляет половину этой самой аудитории испуганно напрячься, а вторую — усиленно зашуршать шпаргалками. Борисов, очевидно, сам не в восторге.

—Добрый день. Доставайте листочки, конспекты в сумки, телефоны отключаем. Задания передаем на задние ряды, поскорее,— голос Кирилла Владимировича сегодня даже менее автоматичный какой-то, что ли, будто бы человечности добавилось. Он на нас смотрит даже, а не просто в одну точку поверх наших голов. Особое внимание почему-то уделяет мне, задерживая взгляд.

Я передаю задания назад, утыкаюсь в собственный листочек, краем глаза следя за тем, как преподаватель садится за стол.

Телефон вибрирует— неожиданно громко в воцарившейся тишине.

— Самойлова, я сказал отключить и убрать телефоны в сумки, - произносит Кирилл Владимирович, сдержанным тоном.

— Извините,— отвечаю виноватым голосом, выключая телефон.

Дима прислал сообщение, мне даже смотреть не обязательно все более-менее значимые контакты в мессенджере у меня стоит особая мелодия, для каждого своя. Вот и мелодию, под которой у меня записан друг-работодатель, я сразу узнала.

— До следующего замечания, Юля.

В конце пары Борисов собирает листочки лениво как-то, и почему-то снова задерживается возле моей парты. Берет листок с ответами, смотрит сначала на него потом на меня, кивает и идет дальше.

Однокурсники тихо переговариваются между собой, а я бездумно смотрю в окно, кусая губы и пряча улыбку. В субботу у меня снова будет работа. А еще, похоже, сбылась моя давняя мечта, чтобы Дима приехал за мной домой. Украдкой достаю телефон, перечитываю сообщение.

«Привет Юля! Сможешь прийти завтра убрать номер с кухней? Правда, они съезжают в 23.00, а другие заезжают в 7.00. У тебя получится прийти в этот промежуток?»

Убедившись, что Борисов занят, быстро печатаю ответ.